их. Но она была не в обиде. Хорошо, что девочка наконец начала жить собственной жизнью. Ну, насколько это вообще возможно, учитывая кучу телохранителей, вьющихся вокруг Магды. Елена приказала им не мешать дочке и держаться в тени — в конце концов, они же охранники, а не шпионы. Да и ей вовсе не хотелось слышать то, что для ее ушей не предназначено.
Свет от телевизора упал на заградительный экран снаружи от окна, и какое-то время Елена смотрела туда. Потом возлюбленные в сериале принялись орать друг на друга, и она вновь принялась следить за перипетиями сюжета. Спор благополучно разрешился объятиями и страстным поцелуем.
Вновь раздался звонок, на этот раз от Ладо.
Два
— Она что, шлюха? — спросила Елена.
— Во всяком случае, не профессионалка, — ответил Ладо. — Но вообще мне не показалось.
Выглядит она и ведет себя как дочка богатых родителей.
Услышав эти слова, Елена подумала о Магде. Интересно, а она тоже выглядит и ведет себя как дочка богатых родителей? Наверняка. Надо будет поговорить с ней, решила Елена, попросить ее немножко сбавить обороты.
— И чья она подружка? — продолжила Елена. — Мистера Пошли в жопу или мистера Мы-готовы- завязать?
— Честно говоря, я не понял, — ответил Ладо и объяснил Елене почему.
— А ты сейчас там?
— Да, на улице рядом с домом.
— И они все втроем внутри?
— Да.
— Интересно, — протянула Елена.
Ладо вот было совершенно неинтересно, напротив, смертельно скучно. С ним рядом сидели четыре наемника,
— Я могу прямо сейчас все провернуть, — предложил он.
— Что, и девчонку тоже? — спросила Елена.
Молчание Ладо было ей ответом.
Такая же неловкая тишина воцарилась и в доме Бена, куда друзья вернулись после гулянки.
О все никак не могла решить, чем же (и с кем же) ей заняться.
Взяв инициативу на себя, Бен вытащил секс-травку.
Вкусную, влажную, с землистым ароматом. Травку для потрахушек.
С одной затяжки твой цветочек покроется росой, а с двух ты и вовсе потечешь ручьем-рекой-океаном, набухнешь и вознесешься ввысь, будешь метаться и рыдать в голос. Заплачут твои глаза, заплачет твоя дырочка, даже соски и те бы заплакали, если бы могли, настолько тебе кайфово. Так эта травка действует на женщин. А мужчины…
Мужчина после нее превращается в один сплошной стержневой корень.
Этот в поисках света и солнца прошибет даже толстый слой асфальта. Стояк такой, что даже страшно, при этом совершенно нескончаемый. Ты все хочешь и хочешь, и каждая клеточка тела превращается в пульсирующий источник наслаждения, и когда она касается всего лишь твоего чертового колена, ты не в силах сдержать стон.
Знаменитая секс-травка от Бена и Чона, на совести которой было больше оргазмов, чем даже у Джонсона&Джонсона, производящих интимную смазку.
Неудивительно, что мексиканцы захотели наложить на нее лапу.
Эта травка всем нужна.
Дашь ее папе римскому, и через пять минут он начнет метать с балкона презервативы прямо в руки тысячам его благодарных обожателей, призывая не стесняться и брать побольше. Бог есть добро, идите трахайтесь. Бог есть любовь, получайте удовольствие.
О затянулась всего пару раз.
ОМГ.
О мой всемогущий охренительный Господь!
Кайф.
Чон тоже приложился к косячку. Он остановился на одной долгой затяжке, но ему и этого было достаточно. Они с О растянулись на кровати. Чон лежал позади О, которая затянулась еще раз и передала косяк Бену. Тот прикончил сигарету, и все поняли — рубеж пройден. Это не просто финальная затяжка, это принятое решение. Они молча согласились с тем, что готовы перейти границы.
Все трое почувствовали это.
О лежала между ними — центром и переходником их тройственной любви.
Торопиться им было некуда, и каждое медленное осторожное движение сводило с ума. Только на то, чтобы спустить с плеча О лямку платья, Чону понадобилось чуть ли не тридцать семь минут, а О уже готова была кончить. На ней был прозрачный черный бюстгальтер, и он добрых пять лет поглаживал ее по груди кончиками пальцев, наблюдая и чувствуя, как твердеет ее сосок, от возбуждения готовый прорвать ткань, словно росток, рвущийся к солнцу весной. Наклонившись, О расстегнула проклятый лифчик (Мистер Горбачев, снесите эту стену![40]) — если она не почувствует кожей его руку на своей груди, то просто взорвется, — и как только Чон к ней прикоснулся, на нее обрушился первый оргазм. Чон прижался губами к ее соску, и она кончила снова. Комната перед ее глазами закружилась и заиграла невероятными цветами.
Когда же он спустился пониже и, раскрыв ее цветок пальцами, проник в нее языком, мир вокруг окончательно сошел с ума. Такие ласки были совсем не в духе Чона. Обычно он сразу переходит к делу. Но сегодня он никуда не торопился и, поглаживая пальцем бугорок ее клитора, что-то тихонько и довольно напевал прямо в ее глубины (Маленькая мисс Эхо), а О в ответ стонала, плакала, вскрикивала, извивалась и кончала, кончала, кончала (О!). Перевернувшись, она стащила с Чона джинсы, схватила его член и вставила его в себя (где ему самое место).
Бен же поглаживал ее по спине. Медленно проводил пальцами вверх и вниз, оглаживая округлый зад, ласкал ее бедра, коленки, лодыжки и затем вновь поднимался вверх.
Изощренная, утонченная ласка.
— Я хочу вас обоих, — сказала О. — Хочу двух моих мужчин.
Протянув назад руку, она нащупала теплый и твердый член Бена. Твердый, как сосна, нет, как дуб, нет, как сандаловое дерево — сладкое, ароматное, священное сандаловое дерево, и О показала, где она его хочет. Обжигающая и вызывающая дрожь сталь Чона уже была в ней, но она все равно чувствовала пустоту. Тут сзади к ней прижался Бен и, преодолев секундное сопротивление, вошел в нее. Теперь оба ее мужчины были в ней (где им самое место).
Кто бы мог подумать, что они окажутся талантливыми музыкантами, слаженно ведущими мелодию этого танца, поддерживающие ритм и пульс своей любви? Кто бы мог подумать, что О в их руках окажется инструментом, способном на такие ноты? Медленная вначале музыка, мягкая и спокойная, ларго и пиано, ускорилась, на смену одним мелодиям пришли другие, взад вперед, туда-сюда, неослабевающий неистовый ритм. Руки Бена на ее груди, руки Чона на талии, она гладит Чона по лицу, дотрагивается до волос Бена. Двое ее мужчин едут на ней, оседлали ее, играют на ней, и она кричит, не стесняясь своего наслаждения, кричит без перерыва, без пауз, без передышек, и от удовольствия никуда не скрыться, не убежать, и О, эта тонкая перегородка между двумя мужчинами, сочась влагой, держит их в объятиях и стонет, выгибается и кричит, кричит долго и протяжно, когда они все втроем одновременно кончают.
ОООООООООООООООООООООО.
Елене не спалось.
