ты показывал это многими способами. О, ты можешь сказать, что ты был благородным, и нежным, и любящим — и это действительно правда. Но иногда ты так смотрел на меня... что-то бормотал, жестикулировал — я не могу описать это! Я не могу, но я знаю, что в такие моменты ты испытывал ко мне отвращение, потому, что я была больна!
— Нет, Ливи, нет! — вскричал он так громко, что некоторые шедшие к грейлстоуну люди в недоумении обернулись к ним.
— Что спорить об этом? Испытывал ли ты подобное чувство или нет — теперь это не имеет никакого значения. Я любила тебя тогда и, в определенном смысле, продолжаю любить и сейчас. Но совсем не так, как раньше.
В угрюмом молчании они продолжали путь. Сэм курил, но вкус сигары был подобен тлеющей гнилой капусте.
Сирано не пришел на ленч. Он был комендантом укреплений, которые охраняли побережье Реки. Сэм был рад. Ему тяжело было видеть Ливи, но его страдания удваивались, когда он видел ее с этим французом.
Они расстались в молчании.
Прекрасная юная женщина с пушистыми волосами цвета меди приблизилась к нему, и его мысли на время отвлеклись от Ливи. Эта женщина называлась Гвиневрой. Она умерла в возрасте семи лет в стране, которая в будущем стала Корнуоллом, в то время, когда финикияне приплыли туда и начали разрабатывать залежи олова. Она воскресла среди людей, которые не понимали ее древнего кельтского языка, и примкнула к группе, говорившей по-английски. Среди них, как явствовало из ее описания, был сэр Ричард ФренсиЬ Бартон — тот самый, которого Сэм, как ему показалось, видел на берегу перед падением метеорита. Бартон вместе со своими друзьями построил небольшое парусное судно и отправился к верховьям Реки — как можно было ожидать от человека, который провел половину жизни в странствиях по диким уголкам Африки и других континентов. На Земле Бартон искал верховья Нила и, вместо этого, открыл озеро Танганьика. В этом мире он снова пустился на поиски истока Реки — величайшей из всех мыслимых рек — нисколько не устрашенный перспективой, что, возможно, ему придется одолеть десять или двадцать миллионов миль.
Спустя год после начала путешествия корабль Бартона был атакован какими-то злодеями, и один из них ранил маленькую Гвиневру в грудь каменным ножом и бросил ее в Реку, где она утонула. На следующий одень она пробудилась где-то далеко на северном побережье. Климат там был холоднее, солнечные лучи мягче, и обитавший там народ утверждал, что, проделав путь не более чем в двадцать тысяч грейлстоунов, можно было попасть в область, где солнечный диск только наполовину поднимался над гребнями гор. Там жили волосатые, обезьяноподобные люди десяти футов роста, весившие восемь сотен фунтов. Что было абсолютной правдой, так как Джо Миллер является одним из племени этих гигантопитеков.
Люди, обитавшие в верховьях Реки, к которым попала Гвине-вра, говорили на языке суомикильта; на английском этот народ назывался финнами. Немного ниже их на побережье жили шведы, мирный народ двадцатого столетия. Гвиневра росла в относительном покое и довольстве, под покровительством финской четы, ставшей ее приемными родителями. Она выучила финский, шведский, английский языки, китайский диалект четвертого века и эсперанто.
В один день она снова утонула — на этот раз по чистой случайности — и оказалась здесь. Она все еще вспоминала Бартона и лелеяла детскую мечту снова встретиться с ним. Но, будучи практичной женщиной, она была готова любить других мужчин. Однако, как слышал Сэм, она хотела иметь одного преданного и верного мужа, которого было не просто найти в этом мире.
Она привлекала Сэма. Много раз он был готов просить ее поселиться в его доме. Единственное, что удерживало его от подобного шага — боязнь рассердить Ливи. Этот страх был нелепым. Ливи не претендовала на него — пока она жила с Сирано. И она не раз ясно показывала, что не желает вмешиваться в его частную жизнь или общественную деятельность. Несмотря на это, вопреки всякой логике, он боялся взять другую женщину в свой дом. Он не хотел разрывать последнюю связывающую их ниточку.
Немного поболтав с Гвиневрой, он с удовольствием убедился, что девушка все еще не нашла свой идеал.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Ленч был неудачным. Колесо дьявольской рулетки, скрытое где-то в днище чаши, выбрало на этот раз столь наперченное блюдо, которое вряд ли выдержал бы даже закаленный желудок индуса. Сэм выбросил пищу, но утешился двумя сигарами, пачкой сигарет и стаканчиком неизвестной, но очень аппетитной жидкости.
Последовавшее затем заседание Совета заняло три часа. После голосования было решено поставить перед народом вопрос о дополнении Хартии законом, позволяющим выбирать временного члена Совета. Джон на час задержал это решение, яростно оспаривая необходимость всенародного обсуждения этого предложения. Почему Совет не может самостоятельно принять закон, не затевая лишней волокиты? Доводы Сэма отскакивали от экс-короля как горох от стены. Это не означало, что Джон глуп или обладает недостаточно развитым интеллектом. Просто он органически не мог воспринять идею демократии.
Совет постановил также принять Файбраса как официального представителя Соул Сити. Однако следовало установить за ним тщательное наблюдение.
Затем Джон встал и произнес пылкую речь, постоянно сбиваясь с эсперанто на франко-норманский диалект. Он полагает, что Пароландо следует осуществить вторжение в Соул Сити раньше, чем Соул Сити вторгнется в Пароландо. Вторжение необходимо начать сразу же после того, как будут готовы новые ружья и закончена постройка амфибии, «Огненного Дракона». Однако вначале следует проверить мощь их оружия и храбрость войск в Новой Британии. Его шпионы доносят, что нападение Артура на Пароландо надо ожидать со дня на день.
Два члена Совета, явные прихлебатели Джона, поддержали его, но остальные, включая Сэма, проголосовали против. Лицо Джона налилось кровью, он выругался и яростно стиснул кулаки, но никто не изменил своего решения.
После ужина дробь барабанов принесла сообщение от Хаскинга. Файбрас должен прибыть завтра, вскоре после полудня.
Сэм вернулся в свой кабинет. При свете лампы, заправленной рыбьим жиром (вскоре ее должно было заменить электричество),
он обсуждал проект большого корабля с Ван Бумом и его инженерами — Таней Величко и Джоном Весли О’Брайеном. Они рисовали грубые эскизы на бумаге, стараясь расходовать ее экономно. Бумага все еще оставалась редкостью, и было ясно, что для рабочих чертежей корабля ее потребуется немало. Ван Бум сказал, что с чертежами придется подождать, пока они не наладят производство специального пластика. На нем можно будет рисовать магнитной «ручкой» и легко исправлять чертежи с помощью размагничивающего устройства. Сэм заметил, что это было бы прекрасно. Но он хотел приступить к строительству большого корабля сразу же, как только закончатся работы над вездеходом-амфибией. Ван Бум ответил, что не может с этим согласиться. Множество необходимых устройств и инструментов еще не готовы.
Когда совещание закончилось, Ван Бум достал из большой сумки ружье «Марк 1».
— Мы изготовили уже десять штук, — сказал инженер, протягивая оружие Сэму. — Это ваше. Я оставлю также двенадцать зарядов. Теперь вы можете спать с этой штукой под подушкой.
Сэм поблагодарил его. Инженеры вышли, и он тщательно заложил дверь массивным засовом. Затем он отправился в заднюю комнату ненадолго поболтать с Джо Миллером. Джо еще не спал; он заявил, что не хочет принимать успокоительного этой ночью. Он чувствовал себя значительно лучше. Сэм пожелал гиганту доброй ночи и прошел к себе в спальню. Он хлебнул пару глотков бурбона и лег в кровать.
Он проснулся от грохота взрыва. Сэм вскочил с постели, обернул покрывало вокруг талии, схватил топор и побежал в кабинет. Внезапно он вспомнил про ружье, но решил, что захватит его потом, когда
