Искал яАргументы веские:— Его грехи для бога детские,Ребяческие страсти не разврат…—Связать я тщился порванные нитиВ догадке той, что сам, как сочинитель,В Жуановой судьбе был виноват.Суды же в качестве авторитетовДо сей порыНе признают поэтов.Во время речи,Мне казалось, веской,Глядел я пристально на стол судейский,Но обращал свой взгляд и на скамью,Где Дон-Жуан, разъединенный с нами,Сверкая потеплевшими глазами,Чуть удивляясь, слушал речь мою.Должно быть, прежде полагал он вчуже,Что думал я о немНамного хуже.Ему смягчалЛица суровый очеркВолос подросших темный козыречек,Торчавший над его открытым лбом.Он выглядел в каком-то свете новом,Когда, после меня, с последним словомРастерянный стоял перед судом.— Что ж, отвечать готов и за прохвоста!Я доверяю вам…—Сказал он просто.Мечтал я все-такиИ верил даже,Что Дон-Жуан уйдет со мной без стражи,Но мне звучат знакомые слова,Ведущие к суровому пределу:«Суд оглашает приговор по делу…»А подоплека слов уже нова,Особенно в результативной части,Где под конецИтожатся несчастья.Нет строже фраз,Прочитанных судьей,Чем фраза «руководствуясь статьей»,Что прозвучала, как «прощай свобода».Так судьи, несмотря на пафос мой,Статьи придерживаясь сто восьмой,Жуана осудили на три года,В колонию, туда,Где быть бы живу,Не строгого, а общего режима.Жуан отвесилЧуть ли не поклон.Готовый к худшему, подумал он,Что суд ему явил большую милость,Меж тем раздался в тяжкой тишинеВздох, резко резанувший сердце мне:— Когда же в мире будетсправедливость! —То не сдержала горя и обидыВлюбленная душа Аделаиды.Когда-нибудь да будет,Боль-то в том,Что будет не при нас, уже потом,Уже потом, потом, потом, когдаКорысти всякие в былое канут,Когда своим сознаньем люди станутВсе членами Верховного Суда.Виновному, когда все это будет,И полминуты лишнейНе присудят.Все так и будетПо любви и страсти,Но после нас, без нашего участья.Как ни печально, мы признать должныВсю диалектику всего судейства:Законы достигают совершенства,Когда они почти что не нужны.И правосудье будет совершенней,Когда уже не будет преступлений.
