Был добрый знак, Что встреча без оглядов Произошла перед отделом кадров, Где у всего начальства на виду При должности замнача иль замзава Работала тогда Попова Клава, Знакомая по танцам в горсаду. Хоть кумовство мы судим так и сяк, Но все-таки знакомство Не пустяк. Та Клава, Не смутясь, Не суетясь, С директором установила связь — Из трубки голос вылетал басистый: — Вы это про кого?.. — Да про того… — А-а, да, припомнил — как дела его? — Досрочно вышел, и притом по чистой…— Смолк на минуту трубки звукомет. — Свяжитесь с Главным, Пусть к нему зайдет. Когда мой друг В прическе ореолом На мой участок заглянул веселым, Я догадался — все пошло на лад, Все утряслось и вправду без оглядок. — Ну, как, Жуан, с работою? — Порядок! — За друга я действительно был рад. — Надеюсь, что не поступился стажем? — Нет, нет! Назначен инженером старшим! С тех пор мой цех, Гудящий и гремящий, Жуан стал посещать уже все чаще, Но был ему мой цех не мною люб, А тем, что мог в нем заточить стамеску, Найти в углу какую-то железку, Какой-нибудь диковинный шуруп. Казалось, за такое упрощенье Жуану даже не было прощенья. Но работяга, Если он не робот, До странной страсти обретает опыт. Освоив кресла в некоем краю, Жуан, приобретя свой стиль и хватку, Забраковал Федяшину кроватку И начал конструировать свою, Способную на качку и покат, По сложности почти что агрегат. Однажды, для нее брусок строгая, Он видел, как прекрасна плоть нагая, Как матово чиста, но миг спустя, Когда стругнул еще, из-под фуганка Явилась темно-розовая ранка, Подобно следу ржавого гвоздя. Еще, еще стругнул И, ширя взгляд свой, Увидел ранку Темно-бурой язвой. То был сучок, По юности отживший, По времени опавший и оплывший Целебным соком не одной весны. Так хорошо и так счастливо сталось, Что на стволе березы не осталось Ни пятнышка, ни малой кривизны. Не будь Жуан в работе бесноватым, И не узнал бы О сучке чреватом. Былой сучок в березовом оплыве Хранился темной тайной, как в архиве, Минула жизнь — и вскрылась тайна та. Мой друг тот брус с возможною резьбою Разглядывал, держа перед собою, Как Гамлет череп своего шута, И медленно цедил не без нажима: — Невероятно и непостижимо! Вдруг захотелось В меру разуменья Приобрести рентгеновское зренье, Прозреть через какой-нибудь экран,
