Почувствовав себя намного бренней, Становимся добрее и смиренней Пред мрачной вечностью небытия. Еще живем, но будет же решаться: Кому уйти, Кому пока остаться. У многих неприятий И приязней Немало остается скрытых связей, Не ставших связью зримой и прямой. Однажды с послаблением недуга Наташа стала умолять супруга: — Мне лучше, забери меня домой! — Тогда и повстречалися друг с другом Мой друг Жуан С гордеевским хирургом. Тому бы знать, Что, хоть ролями разны, Они к событью одному причастны, А поточнее — к личности одной, И каждый дело делал без отсрочек: Жуан, как разухабистый раскройщик, Хирург, как многоопытный портной, Что речь пойдет с надеждою вмешаться О жертве жертвы Этого красавца. А знай он Всю историю живую, Свою с ней связь, такую узловую, Помог бы этот узел расплести, Ведь признавать бессилие не просто: Суметь спасти Гордеева-прохвоста, А вот Наташу не суметь спасти. Но, ничего не ведая об этом, Он спрятал руки: — Слово терапевтам. Тоска по Феде У Наташи вскоре На время заглушила боль от хвори. Хоть не врачам, а только ей самой Казаться стало, что она здорова, А потому и запросилась снова: — Мне легче, забери меня домой! — Врачи про Нату что-то больше знали, Но все-таки Задерживать не стали. На лестнице В домашней кацавейке Наташа пошатнулась на ступеньке. Но не успела выдохнуть и «ах» Обескураженной и удивленной, Как, поднятая над плитой бетонной, Притихла на Жуановых руках. О как на этот раз она, несома, Была легка, Почти что невесома! Жуан заторопился, зашагал Так, будто бы Наташу умыкал, Боясь услышать окрик за плечами, Нет, не врачей, а неузримой той, Которая следит с недобротой За трудными больными и врачами, Чтобы самой, скучавшей не при деле, Однажды встать У роковой постели. Жуан, сходя, На лестничных пролетах С Наташей виражил на поворотах И снова шел в пике, суров и лих, С такой неоспоримостью побега Заспорившего с горем человека, Что встречные шарахались от них. А он спешил с ней, словно от угара, Из пламени Таежного пожара. Не зря Наташа В страхе и надломе Затосковала о родимом доме, О горнице, где родилась она, Где ярче материнского подола Ей памятна любая складка пола, Где ей сподручна каждая стена. Здесь, дома, в обстановке завсегдашней,
