Болезнь и та Становится домашней. Довольная Наташа замечала, Что на душе Жуана полегчало. Казалось, уже виделся просвет И жизнь уже светлела понемножку, Как в палисадник узкое окошко К зиме, когда на ветках листьев нет. Так, слабому здоровью не противясь, Болезнь притворно Ослабляла привязь. Но вдруг привиделось, Что тихо-тихо Какая-то курносая ткачиха На ветхом стане темный холст ткала. Челнок мелькал легко и бирюзово, Уток сверкал, а темная основа К ней в душу протянулась из угла. И вот тканье, навитое на валик, Ткачиха та Взяла на притужальник. Ей стало больно, Но в работе срочной Зигзагом бегал огонек челночный, Все продолжал светиться и мелькать. Основы темной натягая жилы, Ткачиха полоротая спешила Свое тканье нездешнее доткать. Сопротивлялось, билось, не хотело По жилочкам Разматываться тело. — Ткачиха!.. Стой!..— Вскричала Ната, видя, Как посветлел настрой душевных нитей, Давно ли цветом равных с темнотой. О, значит, вновь чиста и вновь здорова, Коль стала в ней душевная основа Раскручиваться пряжей золотой. Ткачиха дрогнула, вскочила с места. Наташа прошептала: — Наконец-то! Жуан не знал, Сидевший у постели, О чем она? В бреду ли? В тяжком сне ли? Тревожный, он не мог найти никак К чему-то цельному и даже следа В порывах чувств, В обрывках сна и бреда, В обломках мира, павшего во мрак. Все, как мираж,— вот был и нет миража. — Ну, что?.. Ну, что?.. Что, Ната?.. О, Наташа!.. На грани жизни, На исходе грана Она еще услышала Жуана, Глаза открыла, тотчас их прикрыв, Как бы от света, Свет был слишком светел. Вскочив его тушить, Жуан заметил Наташи протестующий порыв. — Пусть, пусть горит!— Сказала тихогласно.— Пусть светит до рассвета! — И погасла. И тихо-тихо стало, Что в затишке Тишей не пробежать и тихой мышке, Стал тихим дом, за домом мир стал тих. Почувствовав себя несчастно пришлым, Жуан рыдал рыданием неслышным, Упав лицом в ограду рук своих, Но и за нею видел тонкобровый Наташин профиль Строгий и суровый. Жуан не слышал, Как, придя для смены, Запричитала Марфа Тимофевна, Бесслезно повела печальный сказ, Неспешно жизнь дочернюю итожа. — Красавица моя, да на кого же Федяшу ты оставила и нас? —
