При этом поправлять не забывала Ей веки, прядки, Руки, одеяло. Во исполнение ее завета Свет яркий не гасили до рассвета, До полного исхода темноты. А утром, когда стал уже не в новость Ей смерти страх, И строгость и суровость Покинули Наташины черты. Казалось, кто-то в ней, Уже любезный, Смягчился и разжал Кулак железный. Как школьницу Когда-то в первый класс, Наташу наряжали и сейчас, О новой школе зная понаслышке, Не ведая ее учителей, Не зная толком и программы всей, Какие там в ходу стихи и книжки, Какие там уроки в толще стен, Какие сроки вечных перемен. Друзей-свидетелей Ее урока На этот случай было много-много, Они за гробом рядом шли со мной, Иные сетуя, иные плача, Решая для себя ее задачу, Лишь при смерти решенную самой. Задача та с ее концом фатальным Ко мне пришла Под знаком интегральным. Случалось быть наедине с бедой, В бессилии перед бедою той Я говорил себе: живи, как травы,— Прольется дождь, цветком в росе гори, А засуха сожжет тебя, умри Другим без пользы, Для себя без славы. Но возникал вопрос невольный сразу: Тогда зачем же человеку разум? А если есть, Зачем он не глубинный, Не полный, а какой-то половинный? Пусть страхов стало менее в числе, Но все равно мне горестно и больно, Что столько зла блуждает бесконтрольно На нашей изумительной земле. Нам истины даются у могилы: Наташа — жертва Этой темной силы. Когда земля На гроб упала с гулом, Впервые друга видел я сутулым, Позволившим беде себя согбить, Ошеломленным кровною утратой. Какою непомерно тяжкой платой За истины приходится платить, Чтобы ему и всем от злого мрака Вперед шагнуть Хотя бы на полшага! Средь Кузьминых, Всех родственников их Здесь было много наших заводских, С тоской в глазах Стоявших не для вида, А в меру старой памяти их дружб, По обязательству совместных служб, Услуг взаимных, лишь Аделаида, Пока Жуан не отошел последним, В слезах стояла За крестом соседним. Мне приходилось замечать не раз: Уход кого-то сплачивает нас, В процессии ухода мы едины, Нас музыка печальная ведет, Никто не забегает наперед, Держась благоразумной середины. А после наши связи уже хрупки — Похоронив, мы делимся на группки.
