Классический стиль больше соответствовал вкусу Джеймса, чем средневековые изыски Вестхэмптон- холла.
— Неужели мы будем жить здесь? — в восхищении произнесла Эллен.
Джеймс посмотрел в ее сияющие глаза. Эллен погрузилась в жизнь, о которой даже мечтать не смела. В конце концов, это неплохо. Как сказал Камерон, Эллен была слишком поглощена примеркой платьев, приглашениями на балы, чтобы выдать планы мужчин.
— Да, — сказала Ромэйн с улыбкой, которая слетела с ее губ при первом же взгляде Джеймса.
Черт! Она была достаточно хороша, чтобы заставить его забыть обо всем, кроме любви к ней!
Он постарался посмотреть на нее таким же оценивающим взглядом, какой он бросил на здание. В шляпке, украшенной бледно-розовым кружевом, которое прелестно гармонировало с кружевным воротником-стойкой, виднеющимся из-под темно-синего короткого жакета, Ромэйн была вызывающе прекрасна.
Но нельзя поддаваться соблазну, потому что он более чем кто-либо другой знает, как трудно противостоять безудержному желанию обнять и прижать ее к себе.
— Замечательно! — не унималась Эллен.
Путешественники уже входили в дом, а Эллен все продолжала восхищаться. Слуги, которых отправили сюда раньше, проветрили и привели дом в порядок. Джеймс заметил, что, приветствуя прибывших, Клэйсон усмехнулся над восторженностью Эллен.
Ромэйн показала Эллен помещения первого этажа и объяснила, что апартаменты гостей находятся на верхнем этаже, а внизу располагаются подсобные помещения и комнаты для слуг.
— Эллен, — сказала Ромэйн, когда они преодолели один виток лестницы, — твои комнаты будут с этой стороны холла. Надеюсь, они тебе понравятся. Они выходят окнами в сад.
Эллен рассмеялась и захлопала в ладоши:
— Не могу поверить в то, что происходит! Я в Лондоне и сегодня иду на прекрасный вечер! Ромэйн, я думаю, что могу надеть платье с голубыми лентами. Как ты считаешь, будет это уместно?
— Оно прелестно сидит на тебе и как нельзя лучше подходит к сегодняшней немноголюдной вечеринке.
— Джемми, не хочешь ли заглянуть ко мне в комнату?
Гляди на Ромэйн, Джеймс ответил:
— Думаю, я поброжу по дому и познакомлюсь с ним.
Маккиннон заметил вопросительный взгляд жены, но понял, что вслух она не задаст ни одного вопроса. Она вела себя как верный союзник, особенно после того, как он отвел ей самостоятельную роль в задуманной им игре. Неужели она догадалась, что теперь ему хотелось, чтобы она сыграла несколько другую роль?
— Дорогая, мы поговорим с тобой позже, — пробормотал Джеймс.
— Конюшни находятся за домом, — спокойно отозвалась Ромэйн. — Разумеется, все лошади в твоем распоряжении.
— Я ценю твое великодушие.
Он подошел, чтобы поцеловать Ромэйн в щеку, и заметил, что она едва заметно подалась ему навстречу. Если бы он обнял ее за талию, она бы сейчас же всем телом прильнула к нему. Подавив стон желания, Джеймс стремительно отпрянул назад, чтобы не позволить собственному телу выдать сокровенные томления.
Часом позже, сунув нос во все углы и закоулки, обследовав все комнаты в доме, Джеймс так и не смог обнаружить Камерона. Само по себе это было неплохим знаком. Сержант доложит обо всем, что удалось выяснить, как только вернется.
Может, Камерону удастся раздобыть информацию, при помощи которой они вгонят последний гвоздь в крышку гроба предателя, убив в нем — раз и навсегда — надежду обогатиться, изменив своей стране.
Но ему надо было получить ответ еще на один вопрос, пока не произошла следующая катастрофа.
Пожар в замке не был несчастным случаем. Розыски Камерона подтвердили это. Но кому и по какой причине понадобилось подпалить подсобные помещения Вестхэмптон-холла?
Ромэйн и герцогу грозит опасность.
Если он не ошибается, а Джеймс был уверен в своей правоте, покушавшийся на карету Монткрифа не сомневался в собственной удаче. Ни один человек, отважившийся прибегнуть к таким серьезным мерам, как поджог замка, не позволит какому-нибудь незначительному событию, вроде приезда Джеймса Маккиннона, разрушить свои планы. Теперь, когда Джеймсу стало ясно, что удар был нанесен по семье Смитфилдов, ему предстояло держать под пристальным наблюдением обоих — Ромэйн и ее деда.
Маккиннон поднялся по лестнице и направился в апартаменты, отведенные Ромэйн и ему. Он шел по холлу, стены которого были украшены обоями в голубой и белый цветочек, и радовался, что их покои располагались вдали от тех, где Эллен все еще продолжала болтать о том, что она наденет сегодня вечером. Джеймс положил ладонь на ручку двери и вздохнул.
Надо еще раз побеседовать с герцогом об опасности, грозящей Ромэйн. Во время их первого разговора старик поднял на смех Джеймса со всеми его подозрениями, но Маккиннон заметил, как остро прищурился старик, и понял, что в глубине души он разделяет эти предчувствия.
В городском доме своей гостиной у Ромэйн не было, и Джеймс очутился прямо в спальне. Он криво улыбнулся: опять он в царстве кружев и оборок. То, что Ромэйн выбрала такое убранство, удивило его. Ему казалось, что леди Смитфилд предпочитает строгую элегантность.
Джеймс подошел к туалетному столику и взял в руки серебряную щетку для волос. Одна эта вещица стоила дороже, чем их дом и земли в Струткоилле. Может, ее враг жаждал получить это богатство? Нет, ведь ей оно не принадлежало.
Джеймс снял сюртук и слегка ослабил галстук. Он с трудом терпел эти изысканные вещи. Но сейчас бессмысленно было вздыхать по рубахе свободного покроя и старому сюртуку. Ом прибыл в Лондон выслеживать свою жертву, значит, надо вспомнить хорошие манеры и привычки, которые он старался забыть в течение последних пяти лет.
Дверь открылась. Джеймс оглянулся: Ромэйн была уже без жакета, и платье мягкими складками облегало ее тело, к которому Джеймс прикасался слишком редко. Девушка закрыла дверь, повернула ключ в замке и схватила его за руку.
— Почему ты вернулся так рано? — спросила она. — Камерону… удалось что-нибудь узнать?
— Все будет ясно, когда он вернется. — Джеймс повернулся к Ромэйн спиной и добавил: — Ты, кажется, расстроена чем-то, дорогая женушка. Не рада приезду в Лондон?
Ромэйн в ужасе отшатнулась от Джеймса, услышав слова, которые, будучи произнесенными любым другим человеком, были бы восприняты как простая банальность.
Девушка заметила, что на спинку ее любимого стула был брошен его сюртук. И, обратившись к воспоминаниям, она, не удержавшись, бросила взгляд на огромную кровать красного дерева, покрытую белым атласным покрывалом. Нельзя пускать в нее Джеймса. Она знала это и тем не менее мечтала лишь о том, чтобы оказаться с ним именно там и именно в тот момент. Ромэйн разрывалась между желаниями и здравым смыслом.
— Я вовсе не расстроена своим приездом в Лондон, — ответила Ромэйн, надеясь, что нарочитая сухость тона скроет сомнения, одолевавшие ее.
— Так, значит… моим присутствием в спальне? Не волнуйся, мы сможем распределить спальные места по твоему выбору. Правда, это потребует большей изобретательности, чем в Вестхэмптон-холле. Здесь, к несчастью, нет гостиной, где стоял бы диванчик для твоего мужа.
— Здесь есть гардеробная.
— Может, Грэндж пустит меня к себе? — Он с трудом улыбнулся. — Без сомнения, она предпочтет, чтобы я спал с ней, чем с тобой.
Ромэйн повесила сюртук Джеймса в шкаф и сказала:
