коридору, склонив голову к его плечу. Ромэйн прервала молчание, только когда за ним закрылась дверь.
— Почему ты решил надеть этот костюм сегодня?
— Полагаю, предатель знает, что его преследователь — шотландец. Это лучший способ напомнить ему: этот человек — я!
Ромэйн опустилась на диванчик возле окна.
— Ты подвергал риску наши жизни всю ночь.
Джеймс подал ей руку и заставил встать.
Поплотнее задернув шторы, он сказал:
— Держись подальше от окон.
— О чем ты говоришь?
— Любой человек с такой игрушкой, — он вынул из складок юбки пистолет, — попадет в тебя с улицы. Подумай только, сколько горя причинит это твоему дорогому Монткрифу.
Неожиданно глаза девушки широко раскрылись, ноги подкосились, она зарылась лицом в его рубашку из кисеи и разрыдалась. Джеймс обнял ее и губы их встретились. Чувства, которые Ромэйн была больше не в силах сдерживать, вырвались наружу. С невероятной быстротой ею овладело желание. Она обняла мужа. Любое прикосновение к этому мужчине заставляло Ромэйн пылать огнем. Джеймс попытался отстраниться, но Ромэйн требовала любви и поцелуев. Он провел языком по внутренней поверхности ее губ, и она прильнула к нему.
— Я не хочу выходить ни за Брэдли, ни за полковника Ньюмэна, — наконец прошептала Ромэйн. — И я люблю тебя, Джеймс.
— Ты выдумщица.
— Глупо любить мужчину, который сначала заполнил твои мысли, а потом поселился в сердце, правда?
Джеймс накрутил на палец локон жены и погладил ее по плечам.
— Ну, ну… ты выдумщица. Дорогая, разве ты не знаешь, что я последний человек, которого ты можешь полюбить?
— Надеюсь, нет. Клянусь, я буду любить тебя до последнего дыхания.
— Ромэйн, ты должна знать…
Поцелуем она заставила его замолчать. Джеймс застонал, и Ромэйн ощутила такой мощный прилив желания, которому едва ли могла противостоять. Сдерживать себя она не хотела, особенно теперь, когда поняла, что в любую минуту может потерять его.
Джеймс взял ее на руки, Ромэйн засмеялась и сбросила туфельки. Муж бережно опустил ее на кровать. Ромэйн обхватила его за шею и заставила нагнуться над собой.
Обрекая жену на муки ожидания любви, Джеймс пальцем пробежал по всему ее телу, заставляя ее, изнемогающую от желания, сдаться на милость победителя. Ромэйн приподнялась, и он расстегнул крючочки, длинный ряд которых вился по спинке платья. Платье медленно сползло вниз, обнажая сначала плечи, потом грудь. Ромэйн подняла руки, чтобы удержать наряд на прежнем месте.
С улыбкой на лице Джеймс опустил сначала одну ее руку, потом другую.
— Дорогая, дай мне увидеть тебя такой, какой я вижу тебя в своих грезах.
— Неужели ты тоже мечтал об этом?
Вместо ответа Джеймс хрипло рассмеялся, и этот смех отозвался где-то глубоко внутри ее, напоминая о пустоте, которую она хотела, чтобы он заполнил собой.
— Дорогая, я думаю об этом с той самой минуты, когда ты впервые заснула в моих объятиях.
И Джеймс нежно, но требовательно поцеловал жену. Затем, не прерывая поцелуя, Джеймс осторожно освободил Ромэйн сначала от платья, а потом от всей остальной одежды, сбросил ворох белья на пол, и они остались лежать на смятом покрывале. Ромэйн дрожала, чувствуя на себе возбуждающие прикосновения его рук. Джеймс накрыл чашечками ладоней ее груди и слегка погладил острые, вожделеющие соски. Ромэйн застонала от наслаждения и впилась пальцами ему в плечо.
Заставив мужа лечь рядом с собой, девушка начала расстегивать булавку, с помощью которой шотландская юбка держалась на талии. В это время Джеймс пропел языком по ее грудям, и Ромэйн замерла, не в силах выйти из волшебного оцепенения. Потом в ответ на его ласку она провела язычком около его уха и поцеловала в шею.
Джеймс умело руководил ее эмоциями, поцелуями и поглаживаниями, заставляя Ромэйн воспламеняться все сильнее и сильнее.
Ромэйн лениво провела пальчиком по ленте, перекинутой через плечо, и Джеймс быстро скинул одежду. Взглянув на его красивое, мускулистое тело, которое очень скоро станет частью ее самой, девушка поняла, что никогда не видела ничего прекраснее и никогда ничего так не желала.
Она протянула к нему руки и прошептала:
— Любовь моя, иди ко мне.
— Не могу представить себе, что бы еще я сделал с такой охотой.
Джеймс сел и с осторожностью снял с нее шелковые чулки. Она желала его. Ничего более прекрасного и быть не может.
Джеймс откинулся на спину и уложил Ромэйн к себе на живот.
Их тела идеально подходили друг к другу. Ромэйн не могла сдержать нетерпеливого возбуждения. Она слышала биение его сердца, она хотела полностью слиться с ним и стать одним целым.
Неожиданно Джеймс застонал, перевернулся, прижимая к себе Ромэйн, и она оказалась под ним. Он нашел ее губы, возбуждение охватило все ее существо, и она поняла, что все то, о чем она мечтала и чего боялась, сейчас станет явью.
Отдыхая, Ромэйн уткнулась подбородком в углубление возле плеча Джеймса. Она наслаждалась влажным теплом его кожи. Он оказался требовательным любовником, но стремился, однако, удовлетворить и любое ее желание, дать ей возможность испытать любое ощущение, и Ромэйн поняла, что до конца жизни героем всех ее любовных фантазий будет Джеймс.
Он с нежностью погладил ее тело. Потом поцеловал в голову, и Ромэйн подняла на мужа радостно- удивленный взгляд. В ответ он усмехнулся, поцеловал и обнял ее.
— Ну, теперь я убедила тебя, что не хочу выходить замуж за Брэдли?
— Мне не остается никакого выбора, кроме как просить его назвать секундантов, если он осмелится еще раз прикоснуться к тебе.
Ромэйн закрыла глаза.
— Дорогая, не думай о будущем, думай только о том, что сейчас ты в моих объятиях…
— Но, Джеймс…
— Нет! — отрезал он. — Не позволяй овладеть собой мыслям о разлуке, в то время как я хочу думать только о том, что соединит нас на веки.
Зная, что возлюбленная находится еще во власти грез и желая отдалить боль, которую ей придется испытать завтра, Джеймс поцеловал ее и прошептал:
— Думай только о любви.
Глава 19
Джеймс прислонился к грязной изгороди и посмотрел в сторону. В конце аллеи была старая конюшня, за которой он наблюдал. Накрапывал дождь. И без того плохое настроение продолжало портиться. Был вторник. В этот день в этом месте должен был совершиться предательский обмен: информация за золото. Джеймс дежурил здесь с рассвета. За это время ничего не случилось.
Камерон выругался и с досадой воткнул в землю деревянную щепочку. Сейчас она была не толще лучины, а когда Камерон начал обстругивать ее, была размером с мужскую ладонь.
— Может, они перенесли встречу на другой день, — предположил Камерон.
— Может быть. Они ведь могли заподозрить неладное, когда мы перехватили их первого связного, но
