сердце при мысли о том, что там может оказаться и ее отец.
— В Бастилию?
Громила вскинул голову и с презрением посмотрел на Бет.
— У нас достаточно сил, чтобы захватить ее и освободить наших товарищей. А на их место мы посадим твоих друзей-аристократов. Похороним их заживо, как они поступали с нашими.
Бет с трудом сдерживала себя, глядя в лицо, пылающее лютой ненавистью. Ее пальцы крепче сжали пистолет. Достаточно просто нажать на курок — и она освободит и себя и Францию от этого мерзавца.
— Кто дал вам право выступать вместо Бога? — проговорила она хриплым шепотом.
— Это право нам дал народ! — крикнул француз. Напружиниваясь, он попытался разорвать связывавшие его путы. Его сверкавшие от злобы глаза были почти безумными. — Потому что Бог посмеялся над вами, слышишь ты, проклятая аристократическая сука.
— Эй, ты, — ровным голосом произнес Дункан, не переставая усмехаться. — Я понял, что ты сказал. — Острием шпаги он провел длинную, тонкую полосу на горле мародера. Выступила кровь. И громила, судорожно глотая воздух, замолчал. — Придержи-ка язык. В следующий раз порез будет глубже.
Хотя француз не понял ни единого слова, до него дошел язык шпаги. Его напускная храбрость улетучилась, и он смотрел на Дункана, дрожа от страха.
Бет положила руку на плечо Дункана.
— Мы должны как можно скорее попасть в Париж, — сказала она. — Этот француз сказал, что сегодня моего отца повезли в Бастилию. Он все еще жив!
Дункан вложил шпагу в ножны, однако знаком указал Джейкобу, чтобы тот пока не прятал свою, и спросил Бет:
— Что ты собираешься делать с пленниками?
Ей и в голову не приходило, что решение предстоит принять ей, и она удивленно воскликнула:
— Почему я?
Дункан развел руками:
— Они же твои пленники.
Хотя ему и не хотелось бы при этом присутствовать, он понимал, что Бет имеет право на отмщение, что она имеет право убить их, если сочтет это нужным. Это право давали ей не современные законы, а тс, которые человечество выработало еще много тысячелетий назад.
Искушение было велико, и слова: «Убейте их» — едва не сорвались с губ Бет. Но она не поддалась подымающейся в ней темной волне безумия. Она не станет уподобляться осатаневшему сброду. Убийством ничего не решить.
— Пусть остаются здесь связанными. Ведь у нас уже есть лошади. Если их кто-нибудь освободит, что ж, на то воля Божья.
— Ну и прекрасно, — рассмеялся Дункан и направился к лошадям, жестом приказав Джейкобу следовать за ним. Мародеры кричали им вслед, осыпая их проклятиями, значение которых понимала только Бет.
Глава 33
По мере того как Бет, Дункан и Джейкоб приближались к центру Парижа, на улицах становилось все многолюднее.
Никто не хотел оставаться в стороне. Все стремились к центру города. Бет было страшно смотреть на лица людей. В этих взглядах было что-то нечеловеческое. Они были словно волки, которые, отведав крови, жаждали упиться ею снова.
Они хотели вонзить зубы в тело еще живой монархии.
Стараясь избежать опасности, Дункан повел своих друзей менее оживленной дорогой. Спешившись, они шли рядом со своими лошадьми, крепко держа их за поводья. Воры, осмелев, рыскали теперь по улицам с невиданной прежде наглостью.
Дункан осмотрелся. Где-то неподалеку раздался рев все прибывающей толпы. Взглянув на Бет, Дункан покачал головой:
— Я предпочел бы, чтобы тебя здесь не было.
Ярость толпы могла достичь такого накала, что обезумевшие люди могли наброситься на любого. И Дункан знал это. Он хотел только одного — поскорее узнать что-нибудь об отце Бет и выбраться из этой толпы. Похоже, мародеры сказали правду: в этот жаркий июльский день Бастилия должна пасть. Судя по настроению парижан, так оно и должно случиться. Дункан передал поводья Джейкобу. То же самое сделала и Бет.
— Джейкоб, мне незачем объяснять тебе, как нужны нам лошади. Жди нас в этом переулке.
Парень обмотал поводья вокруг своего широкого запястья.
— Я буду защищать их, как свою собственную жизнь, — торжественно поклялся он.
Дункан взял Бет за руку:
— Иди рядом. Ты даже не представляешь себе, на что способны эти люди.
Он еще раз порадовался, что Бет надела костюм Томми, а не свое платье, и при беглом взгляде ее вполне можно было принять за юношу. Правда, если присмотреться внимательнее, становилось видно, что это не парень, а девушка. Женщина, переодетая в мужское платье, могла вызвать подозрения, но Дункан не очень тревожился: он надеялся, что в такой многолюдной толпе никто не станет приглядываться. Как бы то ни было, им ничего не оставалось, как двигаться вперед вместе с толпой. Только так они смогут получить ответы на свои вопросы.
Вскоре Бет и Дункан оказались в центре города перед огромной торжественно-зловещей крепостью. История этого замка была ужасной и кровавой. Такой историей нельзя было гордиться.
Бет тотчас узнала Бастилию. Ее сердце еще больше сжалось от страха. Вокруг тюрьмы бесновалась толпа.
Наклонившись к уху Бет, Дункан спросил:
— Ты понимаешь, что здесь происходит? — Он говорил шепотом, опасаясь, что, услышав чужую речь, окружающие их люди поймут, что они иностранцы.
— То, что сказали мне те бандиты, оказывается, правда. Смотри, смотри! — И Бет показала ему на внезапно распахнувшиеся ворота Бастилии. Было похоже, будто, скрипя, раскрылись ржавые врата ада. Но внезапно людские спины закрыли от нее это зрелище. Расталкивая людей, Бет попыталась прорваться вперед, но ей это не удалось.
Обернувшись к Дункану, она умоляюще произнесла:
— Я должна это видеть. Прошу тебя.
Кивнув, он начал проталкиваться вперед, продолжая крепко держать ее за руку. Вскоре они продвинулись на несколько шагов и увидели, что огромная толпа волнами вливается в крепость через только что растворенные ворота. Заключенные с ликованием выходили наружу. Навстречу им неслись приветственные клики.
Гарнизон, охранявший тюрьму, был взят в плен. Когда это известие облетело толпу, ее радостный рев сделался еще оглушительнее.
Но вот один из вожаков, находившийся в центре этого водоворота, вскочил на повозку и поднял руки, призывая к молчанию. Тотчас, будто по волшебству, крики умолкли, словно волна, отхлынув от берега, отступила обратно в море. Это был Робеспьер. Он говорил властным, торжественным голосом, и люди на площади жадно ловили каждое его слово.
— Вот, братья, мы и освободили всех наших узников. В их камеры теперь сядут истинные преступники и воры, которые именем короля разоряли нашу страну, издевались над нашими женщинами и детьми. — Кивнув кому-то из своих приспешников, Робеспьер приказал: — Привести их сюда. — Его жест был столь же величественным, как и жесты тех королей, которых он только что клеймил.
Бет смертельно побледнела и с силой сжала запястье Дункана. Она увидела вереницу повозок с
