Уилла, но ничего не сказала.
Шли часы. Волнение на море становилось все сильней. Корабль зарывался носом в волны, и Беатрисе стало совсем плохо. Одеяло отсырело — то ли вода заливала палубу, то ли дождь пошел. Джиллиан продрогла до костей.
День уже клонился к вечеру, когда Уилл наконец подполз на четвереньках к женщинам и, потрогав лоб Беатрисы, сказал:
— Ее надо напоить водой, иначе худо будет.
— Я пробовала, но сразу начинается рвота.
Гэллоуэй озабоченно покачал головой:
— Знаете, от обезвоживания и умереть недолго.
— От чего, от морской болезни? — хмыкнула Джиллиан. — Вы шутите!
Уилл достал часы, вздохнул:
— Еще очень рано.
Джиллиан посмотрела на сестру. Та была смертельно бледной и вся дрожала. Как быть? Если выйти на палубу сейчас, корабль может повернуть обратно в порт.
— Нужно вынести ее отсюда на воздух, — приняла решение Джиллиан.
— Согласен.
Он достал из сумки молоток и принялся выбивать гвозди, на которых держались доски.
От стука Беатриса очнулась.
Через несколько минут Уилл пнул доски ногой, и они одна за другой отвалились.
Джиллиан увидела, что на палубе стоит матрос в черной шерстяной куртке и с ужасом таращится на невесть откуда взявшихся пассажиров.
Уилл выкарабкался наружу и прикрикнул на него:
— Эй, мне нужна твоя помощь. Видишь, здесь больная?
— Зайцы! — сообразил матрос и сдвинул шерстяную шапку на затылок. — Надо капитану сказать.
— Успеешь. Сначала помоги ей выбраться.
Матрос хотел улизнуть, но Уилл крепко схватил его за рукав.
Когда Беатрису вытащили из ящика, Джиллиан тоже выбралась на свободу и огляделась по сторонам. Моросил дождь, и серое небо сливалось с серым морем.
Судно так качало, что Джиллиан едва удерживалась на ногах. Волны яростно бились о борт, заливали палубу. Корабль «Келси Мэри» уже не казался таким большим и надежным, как возле причала.
На палубе потихоньку собирался народ. Матросы разглядывали ящик, качали головами. Один, самый смелый, с двумя смазанными дегтем косичками, даже помог Джиллиан вытащить ее багаж.
Уилл стоял, держа Беатрису на руках. Бедняжка безвольно обвисла, похожая на тряпичную куклу.
— Эту даму нужно уложить в койку, ребята, — распорядился Гэллоуэй. — Покажите, где у вас тут каюты.
Джиллиан дрожала от холода всем телом. Над головой оглушительно хлопал парус, то сдуваясь, то вновь наполняясь ветром.
Появился какой-то важного вида господин, и матросы расступились. Судя по всему, это был капитан.
— Откуда вы взялись? — изумился он.
— Приношу свои извинения, сэр, — чопорно ответил Уилл. — Очень уж мы торопились попасть в Америку. Но не беспокойтесь, за проезд мы заплатим.
Капитан был высоким и сухопарым, с вьющимися светлыми волосами и коротко остриженной бородкой. Одет он был в черное, на голове красовался шлем.
— Так не годится! — возмутился он. — Вы совершили уголовное преступление. Я вообще могу вас акулам скормить.
— А как насчет хорошей платы? — поинтересовался Гэллоуэй и назвал сумму.
Джиллиан побледнела — она и не представляла, во сколько обойдется ее затея. Теперь ей с Уиллом никогда не расплатиться. Она успела взять с собой совсем немного денег, да зашила в юбку кое-какие драгоценности.
Капитан сразу же подобрел.
— Считайте, вам повезло. С нами путешествует одна леди, так что ваших дам можно подселить к ней. Правда, там только две койки, но как-нибудь уж устроятся.
Джиллиан шагнула вперед, сгибаясь под яростным ветром.
— Сэр, скажите, есть ли у вас пассажир по имени…
— Джиллиан?! — донесся оглушительный рев.
Через толпу решительно пробирался Дункан.
— Гэллоуэй! Что это вы тут делаете?
Дункан был без вуали. Здесь, среди мужчин, татуировки он не стеснялся. Изменилась и его одежда: граф Кливз выглядел как обычный матрос: полотняные штаны, холщовая рубаха, шерстяная куртка. Казалось, оставив английские берега, он сбросил с себя обличье аристократа. Темные непокрытые волосы трепал ветер. Джиллиан почувствовала, что безумно соскучилась по этому человеку.
Она смело шагнула вперед:
— Дункан, во всем виновата только я. Это была моя идея.
Он сердито схватил ее за плечи:
— Зачем ты это сделала? — Потом, обернувшись к капитану, велел: — Нам придется вернуться в порт. Это моя жена. Миледи с нами не поедет.
— Вернуться в порт? — ахнул капитан. — Да вы, я вижу, и в самом деле безумец. Вы что, Родерик, не видите, куда ветер дует? Повернуться мы не сможем. Разбирайтесь с миледи сами. Нам бы дай Бог ноги от шторма унести.
Джиллиан едва подавила торжествующую улыбку. Итак, она победила! Корабль не сможет вернуться.
— Я заплачу! — крикнул Дункан. — Любую цену. Я куплю ваш корабль, черт бы вас побрал!
Капитан лишь отмахнулся.
— «Келси Мэри» не продается. Ни за какую цену. И в порт мы не вернемся. Жена — это ваша проблема, Родерик. Можете выкинуть ее за борт. — Повернувшись к Гэллоуэю, капитан приказал: — А эту несите в каюту. Вам, сэр, придется спать в трюме, с командой. Но цена остается прежней, так и знайте.
Уилл поспешно последовал за капитаном, а Джиллиан со своим скудным багажом осталась на палубе. Вид у Дункана был такой грозный, что она испугалась — того и гляди, в самом деле выкинет ее за борт.
— Ну что вылупились? — накинулся граф на матросов. — Вам что, делать нечего?
Матросы немедленно бросились врассыпную. Джиллиан же смотрела на мужа, уже не чувствуя ни ветра, ни дождя. Упрямство взяло в ней верх, и во взгляде ее читался вызов.
Дункан открыл было рот, но, взглянув на жену, так ничего и не сказал. Молча взял сундуки и пошел вперед по скользкой мокрой палубе.
Вслед за мужем Джиллиан спустилась вниз по узкой лесенке, все время видя перед собой его широкую спину.
— Зря ты это сделала, Джиллиан, — сердито бурчал он. — Надо же было такое придумать!
Джиллиан молчала. Вскоре они оказались в крошечной каютке, где из обстановки умещались только стол, стул и подвешенная к потолку койка. Весь пол был завален книгами и картами. Пахло здесь полированным деревом и мокрой шерстью.
Захлопнув дверь, Дункан грозно спросил:
— Ну?
— Что «ну»? — столь же яростно ответила Джиллиан. — Ты меня бросил, а я тебя бросать не хочу. Ты мой муж. Ты дал обет, что нас разлучит только смерть. Про океан там речи не было.
— Я знаю, это все замыслил подлый Гэллоуэй!
— Не будь дураком! — насмешливо ответила она, глядя в его раскрасневшееся лицо. — Я же тебе
