сказала, что ты от меня не отвяжешься.
— Мало ли что говорят женщины. Мне и в голову не приходило…
— Что я сдержу слово? — Она скинула отсыревший плащ. — Ничего, тебе предстоит про меня узнать еще немало интересного, муженек.
Дункан утратил дар речи. Потом швырнул ее сундучок на койку.
— Не могу поверить! Если бы мне кто-то рассказал, я бы просто расхохотался. Пари готов был бы держать, что такое невозможно.
— Ты бы проиграл свое пари и разорился.
Джиллиан не хотела его дразнить, но ей было обидно: прожил с ней столько времени, а так и не понял, что она собой представляет на самом деле. Не понял, что она его по-настоящему любит.
Дункан страдальчески скрестил руки на груди.
— И что же мне теперь с тобой делать? — упавшим голосом спросил он.
Джиллиан испытующе посмотрела на него и посоветовала:
— Смирись. Я здесь, никуда отсюда не денусь, так что придется нам уживаться. Во всяком случае, учти, что так просто тебе от меня не избавиться.
К ее удивлению, Дункан внезапно расхохотался. Потом рывком притянул ее к себе и обнял. Джиллиан сразу же оттаяла.
— Ах, Джилли, — пробормотал он, гладя ее по мокрым волосам. — Зря ты это сделала. Лучше бы я уплыл и оставил тебя в покое. И тебе было бы хорошо, и мне.
— Но я люблю тебя, — всхлипнула она. — Я хочу быть с тобой.
Он вздохнул:
— Разве ты не видишь, что я не способен на любовь? Ты в этом не виновата. — Он участливо поцеловал ее в лоб. — Так уж я устроен. И меня не переделать.
Она крепко обхватила его руками.
— Это неправда, — прошептала Джиллиан, и у нее защемило сердце. — Ты должен дать себе время. Дай нам шанс. Больше я ни о чем не прошу.
Она нежно коснулась щеки, на которой был изображен медвежий коготь.
18
«Келси Мэри» оторвалась от северного ветра лишь у берегов Португалии и повернула в сторону Карибского моря. Теперь думать о возвращении в Англию было слишком поздно. Граф Кливз смирился: рыжеволосая жена отправится в Америку вместе с ним.
Несмотря на ворчание Дункана, они отлично уживались друг с другом. Беатриса все недомогала и хотела только одного: чтобы ее оставили в покое, поэтому Джиллиан с утра до вечера проводила время с Дунканом. Они сидели вдвоем в тесной каютке, не испытывая ни малейшей скуки. Погода была скверная, поэтому на палубу они поднимались крайне редко.
Когда первоначальный гнев прошел, Дункан понял, что вместе с Джиллиан ему куда как веселее. Во всяком случае, в качестве соседа по каюте она гораздо предпочтительнее Атара. Леди Родерик очень быстро обжила свое новое гнездышко. Она все время пребывала в лучезарном настроении, не жаловалась ни на тесноту, ни на скуку. К счастью, Дункан вез с собой в Америку целый сундук книг. Рядом с женой он размяк и расслабился. На корабле можно было ни о чем не тревожиться — ни об Алджерноне, ни о делах.
Иногда граф и графиня ужинали с капитаном, в кают-компании. Там к ним присоединялись первый помощник и миссис Амстед, соседка Беатрисы.
Проводя все время с женой, Дункан тем самым достигал еще одной цели — не оказаться наедине с Гэллоуэем. Граф по-прежнему был неумолим, считая, что Уилл его предал. Возможно, он и не участвовал в заговоре Алджернона, но уже одно то, что он втайне общался с ненавистным кузеном, говорило о многом. Дункан отказался обсуждать эту тему с Джиллиан. Он вообще считал, что не обязан ни перед кем отчитываться в своих поступках. Когда корабль достигнет Мэриленда, Дункан и Гэллоуэй окончательно разойдутся и больше не встретятся. Дружбе конец.
Большую часть дня супруги проводили в каюте, возле маленькой медной жаровни, где жарко тлели угли. И Англия, и Мэриленд были одинаково далеки от этой обители. Дункан чувствовал себя в безопасности, здесь можно было никого не бояться. Он отдыхал, наслаждался жизнью.
Безмятежно развалившись на койке, он поглядывал на Джиллиан, которая вязала шерстяной чулок. Время от времени она отщипывала от краюхи хлеба, лежавшей на столе. Стол был совсем узенький, но все равно занимал почти все пространство каюты. Здесь супруги ели и играли в карты. Неудобство заключалось только в одном — стол не был прибит к полу и, когда начиналась качка, ездил взад-вперед. Во время шторма приходилось привязывать его веревками к стене.
Вот Джиллиан откусила еще кусочек хлеба, облизнула с кончика пальца мед и взялась за книгу. Дункан представил себе вкус ее губ, и у него закружилась голова. Дело в том, что от безделья супруги занимались любовью гораздо чаще, чем в Англии. Как это ни странно, аппетит Джиллиан со временем ничуть не угасал. Чувственные наслаждения нравились ей не меньше, чем Дункану.
Отложив в сторону морскую карту, Дункан спросил:
— Снова ешь?
Он не мог заниматься серьезным делом, когда Джиллиан так соблазнительно облизывала язычком перемазанные медом губы.
Прожорливость Джиллиан была любимой темой его шуток. В то время как бедная Беатриса лежала в кровати и страдала, Джиллиан так и светилась здоровьем. Даже во время сильного шторма аппетит у нее не пропадал. Она утверждала, что на корабле пекут чудесный хлеб, а мед в бочке необычайно хорош. Но Дункан знал: его жена — сильная женщина, которую не сломить никакими тяготами. Море, теснота, дурной нрав мужа — все ей нипочем.
— Я голодная, — обиженно ответила Джиллиан. — То есть не я, а ребенок.
— Какой еще ребенок? — Он встал и положил ей руки на плечи. — У тебя такая же тонкая талия, как в день свадьбы. Надо будет показать тебя лекарю. Боюсь, это не беременность, а просто глисты.
Она расхохоталась и откусила хрустящую корочку.
— Вот сейчас ты жалуешься, что я тощая, а через пару месяцев начнешь хныкать, что я слишком толстая. — Она отложила книгу и вздохнула. — На тебя не угодишь.
— Как сказать. Тобой я, в общем, доволен.
Он пощекотал ей губами ухо.
Джиллиан блаженно потянулась:
— Снова за свое? А я как раз хотела предложить тебе перекинуться в карты.
— Вообще-то я ничего такого в виду не имел, но раз уж ты сама намекаешь…
Он запустил руку в вырез ее платья. Живот у Джиллиан пока не округлился, но груди налились и набухли. Теперь они идеально помещались в его сложенные ковшом ладони.
Джиллиан запрокинула голову назад, подставляя ему шею, и Дункан принялся целовать ее туда, где пульсировала жилка. Поразительно, но эта женщина и в море пахла свежими весенними цветами. Просто загадка! Когда Дункан закрыл глаза, ему представились цветущие луга Мэриленда.
Джиллиан поцеловала его в щеку. Дункан давно перестал бриться, и у него отросла рыжая борода, закрывшая татуировку на щеке. Джиллиан относилась к бороде одобрительно, говорила, что та самым восхитительным образом щекочет ее в разных важных местах.
Именно об этих местах Дункан сейчас и думал.
Их уста слились в жарком поцелуе, и Дункан действительно ощутил языком привкус меда.
— Дай-ка я отведу тебя туда, где нам будет удобнее, — прошептал Дункан, взял жену за руку и потащил ее к койке.
Усадил ее, снял через голову теплую куртку. В каюте было холодно, так что приходилось сидеть в верхней одежде.
