Le Monde статью 'Интеллектуалы, политика и современность', после чего газета предложила ответить на вопросы анкеты о молчании левых интеллектуалов. Фуко отказался сделать это, не признав за собой при этом никакого 'молчания', указав как раз на свою работу в Комитете поддержки 'Солидарности' и неоднократные выступления в печати. Пресса, и не только французская, однако, усиленно муссировала эту тему и, рассматривая случай Фуко как наиболее характерный, обращала внимание на его дистанцированность, молчание, частые отлучки в Америку и так далее. Одно из наиболее развернутых разъяснений своей позиции Фуко дал в публикуемой беседе.
с.324 'маленькие левые', 'американские левые' или 'калифорнийские левые' - так традиционалистски ориентированные представители социалистической партии называли небольшую часть её членов, настроения которых на съезде этой партии в 1977 году сформулировал Мишель Рокар, различив две возможные культуры 'левых': одну - якобинского, этатистского толка, согласную на альянс с коммунистами ради достижения успехов на выборах, и другую - отрицающую такую возможность и выступающую за децентрализацию и регионализацию страны. В названиях - явно язвительных содержится намек на 'заокеанское' происхождение 'ереси'. См. Фуко об этом в одном из интервью 1984 года: Dits et ecrits, t.IV, pp.689-690.
с.325 Так называемое 'свободное слово', или 'говорить истинно',- - что Фуко понимал как право и даже долг того, кем управляют, 'обращаться к тем, кто управляет,- во имя его знания, его опыта и самого факта, что он является гражданином,- с запросом о том, что эти последние делают, о смысле их действий, о принятых ими решениях' (Dits et ecrits, t.IV, p.734). 'Следует, однако,- продолжает Фуко,- избегать ловушки, в которую, как того и хотят правители, попадали бы интеллектуалы, и в которую они действительно часто попадают: 'Поставьте себя на наше место и скажите нам, что бы вы сделали'. На этот вопрос отвечать не следует. Возможность принять решение относительно какого-то положения дел предполагает знание обстоятельств, в котором нам было отказано, равно как и анализ ситуации, проделать который у нас не было возможности' (ibid.).
Светлана Табачникова
Мишель Фуко: историк настоящего Я всегда писал свои книги всем телом и жизнью: мне неизвестно, что такое чисто духовные проблемы.
НИЦШЕ
Начало
Мишель Фуко родился 15 октября 1926 года в городе Пуатье1. Не Мишель, правда,- он верен себе с самого начала,- а Поль, или, если уж быть совсем точным, - Поль- Мишель. В соответствии с традицией семьи Фуко все мальчики получали имя отца: Поль. Это и было официальным именем нашего героя. Для друзей же и близких он предпочел оставить вторую часть своего имени (добавленную по просьбе матери) - поскольку, как объяснял Фуко впоследствии, не хотел носить имя отца, которого в детстве ненавидел.
Известная в округе богатая буржуазная семья. Воспитание, которое получают дети, скорее строгое, при этом, однако, мать Фуко руководствуется максимой своего отца: 'Что важно, так это управлять самим собой'. В лицее и коллеже у Фуко превосходные результаты по всем предметам, кроме математики. Особые успехи у него в греческом языке, в занятиях французской и римской литературой, в переводах с латыни и в сочинениях2. Однако на первом месте для него - история: он зачитывается исторической литературой с раннего возраста, с 12 лет читает лекции по истории... своим брату и сестре.
__________
1 'Вот каков город,- напишет Фуко в 1981 году,- где я родился: обезглавленные святые, с книгой в руках, следят за тем, чтобы правосудие было справедливым, чтобы крепости были крепкими [...]. Вот чему наследует моя мудрость' (цит. по: Еriboп, р.20).
2 Но почти по всем предметам его обходит один из его друзей... В 1973 году Фуко опубликует книгу, в которой собраны архивные материалы, касающиеся одного из нашумевших убийств первой половины ХIX века: записка самого убийцы с отчетом об обстоятельствах дела, заключения медицинской и психиатрической экспертиз, их сопровождают комментарии Фуко, Делеза и других участников его семинара в Коллеж де Франс. Имя убийцы, вынесенное Фуко в заголовок книги: 'Я, Пьер Ривьер, зарезавший свою мать, сестру и брата', курьезным образом совпадает с именем его более удачливого друга.
Вспоминая в 1983 году об этом времени, Фуко скажет:
Что меня поражает, когда я пытаюсь припомнить свои впечатления, так это то, что почти все мои эмоционально окрашенные воспоминания связаны с политической ситуацией. [...] Угроза войны была нашим горизонтом, рамкой нашего существования. Именно происходящие в мире события - в гораздо большей степени, чем семейная жизнь, _ были субстанцией нашей памяти. Я говорю 'нашей', так как уверен, что большинство мальчиков и девочек в тот момент имели сходный опыт. Наша частная жизнь действительно была под угрозой. Может быть, поэтому-то я и зачарован историей и отношением, которое существует между личным опытом и теми событиями, во власть которых мы попадаем. Думаю, это и есть исходная точка моего теоретического желания' (цит. по: Eribon, р.27).
Годы учебы в Париже, в Высшей нормальной школе (1946-1951), вносят существенные коррективы в это 'теоретическое желание': к серьезному увлечению историей добавляется страсть к философии. Этим Фуко в первую очередь обязан Жану Ипполиту3. Принадлежа к поколению Сартра и Мерло-Понти, Ипполит, однако, не был философом в том же смысле, что и они, - в первую очередь он известен как переводчик и комментатор Гегеля. В 1939 и 1941 годах выходит его перевод Феноменологии духа4, а в 47-м Ипполит защищает и публикует диссертацию 'Генезис и структура Феноменологии духа'.
___________
3 О чем он сам неоднократно говорит. См., например, заключительные страницы 'Порядка дискурса' и комментарии к нему.
4 Фактически - первый перевод Гегеля во Франции, если нс считать вышедшего в 1928 году перевода одного из его ранних сочинений 'Жизнь Иисуса'.
Это делает его - наряду с Жаном Валем, Александром Кожевым и другими - одной из центральных фигур того переворота, который на рубеже 30-40 годов полностью изменяет место, занимаемое гегелевской мыслью во Франции. Из 'романтического философа, давно опровергнутого научным прогрессом', каким он был еще в 30-м, к 1945 году Гегель становится 'вершиной классической философии' (Eribon р.З6).
Речь идет буквально о 'триумфе гегельянства' во Франции в послевоенные годы. Триумфе, который во многом усиливается растущей популярностью экзистенциализма. Гегеля читают не как 'создателя систем', пишет Франсуа Шатле в посвященном Гегелю разделе многотомной коллективной истории философии, но как философа, задачей которого было 'мыслить жизнь' - ''жизнь' индивида, культуры, человечества' (La Philosophie, t.3, pp.63-64). Показательны в этом смысле темы лекций, прочитанных в разное время тем же Ипполитом: 'Об экзистенциализме у Гегеля', 'Гегель и Кьеркегор в современной французской мысли' и др. Комментируя первую из них, которая была прочитана Ипполитом в 1945 году, Мерло-Понти пишет:
'Гегель находится у истоков всего значительного, что произошло на протяжении века, - например, марксизма, Ницше, немецкой феноменологии, психоанализа, он кладет начало попытке разведать иррациональное и интегрировать его в расширенный разум, который остается задачей века'
