— Митч! — зову я громко.
Его комната прямо над моей. Если бы я мог дотянуться, стукнул бы в потолок. У меня к нему важное дело.
— Митч! — Когда кричу, ребра откликаются болью. Ну и ладно.
Я дома! Как быстро я освоился, даже удивительно.
Зевая и спотыкаясь, появляется Митч с будильником в руке.
Чтобы разглядеть Митча, света достаточно. Чтобы он разглядел, который час, слишком темно.
— Наверное, еще рано, — бормочет Митч.
Ничего подобного. Скорее уже поздно.
— Рано для чего, Митч?
— Чтобы дать тебе обезболивающее.
— Боль тут ни при чем.
— Ага. А что при чем?
Митч садится на краешек кровати. На меня вдруг нападает застенчивость.
— Одному не спится. Можно я буду спать в твоей комнате, как в давние времена?
Слышу в темноте его дыхание.
— Не знаю, как мне удастся взгромоздить тебя наверх.
— А ты отнеси меня на закорках. Как когда-то.
— Леонард. Когда тебе было пять, это не составляло труда. А сейчас я могу запросто уронить тебя. Лучше уж я поставлю раскладушку в твою комнату и переберусь к тебе.
— Отлично, — говорю.
Переезд состоялся. Митч уже собирается ложиться, когда я прошу его:
— Зажги, пожалуйста, свечу.
Надеюсь, он совсем проснулся и мы сможем немножко поговорить. Лично мне спать совершенно не хочется.
Митч отправляется наверх за свечой.
И вот огонек зажжен. Значит, мне предстоит ответить на важный вопрос. А я боюсь, как будто не знаю ответа, и крепко зажмуриваю глаза.
Лежу на спине. Под закрытыми веками пляшут огоньки.
— Знаешь, что удивительно, — говорю, словно разговор между нами не прерывался, — когда я смотрю на фотографии, где я вместе с Перл, у нее такой озабоченный вид. А ведь в тот чудесный день мы только и делали, что развлекались. Откуда у нее в глазах испуг?
— Она ведь была уже взрослая, хоть и совсем девчонка, — отвечает Митч. — А взрослые вечно пережевывают свои беды. Что это ты зажмурился? Тебе плохо?
— Потом скажу. Сначала выкладывай, что у тебя с лицом.
— Ага. — Голос у Митча совсем не сонный. — Значит, мы вступаем в новую фазу. Будем говорить друг другу только правду.
— Вроде того.
— Ладно. По рукам. Гарри сломал мне нос.
— Ой-е-ей.
— Потому что узнал насчет меня и Барб.
— Ой-е-ей. — Задумываюсь. — И кто бы мог подумать, что в Гарри столько страсти?
— То-то и оно. — Митч рад, что я того же мнения.
Все-таки откровенный разговор облегчает душу, хоть и выставляет нас не с лучшей стороны.
Глаза у меня закрыты.
— Как же он, наверное, страдал, — говорю.
— Да уж. Удружил я мужику, нечего сказать.
— Значит, мы с тобой оба в большом порядке.
Митч молчит и терпеливо ждет. Дает мне время собраться с силами.
— Я знаю: ты, и Джейк, и Мона, и другие дети хлебнули горя из-за меня. Всех, кто меня любил, я заставил помучиться. А тебя больше всех. Прости меня за все те глупости, которые я наделал.
— Извинения принимаются.
Некоторое время мы молчим.
Глаза я так и не открыл.
— Можно задать тебе очень важный вопрос? — осведомляется Митч.
Пожалуй, я знаю, о чем он спросит. Хотя в нашем с ним разговоре эта тема пока не возникала.
— Ты о Перл. Со мной она сейчас или нет.
— Как ты узнал, о чем я собираюсь спросить?
— Понятия не имею. Узнал, и все.
— Ага. Так спросить-то можно?
— Не уверен.
— Значит, нельзя?
— Да нет. Спрашивай, пожалуйста. Я не уверен, со мной ли она сейчас. Подожди минутку…
Открываю глаза. Смотрю на пламя свечи и уже знаю ответ. Камень падает с души, хоть вопрос мне и неприятен. В пламени просвечивает свободное, незанятое место, священный ковчег сейчас пуст.
— В данный момент ее со мной нет, — говорю.
— Вот как.
— Но ты веришь, что она была рядом. Спасибо тебе за это.
— Всегда пожалуйста, Леонард.
— Ты ведь понимаешь, что это значит?
— Нет.
— Со мной все будет хорошо. Перл никогда меня не покидала, пока не была уверена, что со мной все будет в порядке.
— Согласен.
И Митч долго молчит. Я уже начинаю думать, что он заснул.
Чтобы обозначить конец разговора, говорю:
— Митч. Я люблю тебя.
— Я знаю. Я тебя тоже люблю, Леонард.
— Люблю тебя прямо сейчас. В настоящем времени.
— Я понимаю, о чем ты. Ты умеешь любить только так. Поэтому-то мы тебя и ценим.
— Ах, вот оно в чем дело.
— В этом самом. Ну и татуировка знатная еще.
ПИСЬМО ОТ ЧЕТА МИЛБЕРНА
10 апреля 20… года
Для начала хочу сказать, что писать письмо почти незнакомому человеку — занятие куда как странное. Даже не знаешь, как начать. Ведь не напишешь же, как обычно, «Уважаемый не-знаю-кто».
И вот еще что странно — ты представляешься мне мальчишкой четырех-пяти лет. Примерно столько тебе было, когда я видел тебя. Единственный раз в жизни. Я понимаю: теперь ты взрослый, тебе, наверное, под тридцать, но стоит мне закрыть глаза, и я вижу мальчишку с торчащими во все стороны волосами. Вот и все, что я знаю о тебе.
Ведь больше я тебя никогда не встречал.
Ну, в общем, как-то начал, поехали дальше. Извини, что развел такую бодягу. Перехожу к делу.
Я знаю, что случилось с твоей матерью в ту ночь, и должен поделиться этим с тобой. Извини, что не написал тебе раньше. Давно бы следовало облегчить свою совесть. Вот и собрался. Пусть даже я потом
