то, что Питер видел в начале века, да и сама квартира была недостаточно просторной. В гостиной, куда они вошли, стоял на тумбе старый плазменный телевизор, но он оказался выключенным.
Виктория усадила Питера на диван, села рядом, неотступно глядя на него.
– Кто бы мог поверить… Расскажи мне про себя, – нетерпеливо попросила она. – Я хочу знать все.
Питер начал с того, что произошло в Риге полвека назад, потом перешел к своему воскрешению и последующим событиям: поведал о том, как он возвращался к жизни, потом о получении квартиры в Париже и должности в ВБР, о поездке в Ригу и всем, что произошло там, о вчерашнем приезде в Москву.
Рассказывая, он никак не мог свыкнуться с мыслью, что перед ним его дочь – слишком трудно было поверить в превращение девочки, которую он помнил, в зрелую женщину, сидевшую рядом с ним. «А глаза у нее – Марии, – успевал подумать Питер, не прерывая своего повествования. – И нос. Аккуратный такой. Славный носик».
Разумеется, он не стал упоминать о своих особых отношениях с Линдой и о просьбе Фацио разыскать следы Андрея Володина, однако не скрыл, что адрес Виктории ему предоставил Калныньш, его бывший коллега. Услышав об этом, Виктория состроила пренебрежительную ухмылку:
– Мы знаем, что ВБР следит за нами.
– ВБР обязана обеспечивать правопорядок, – заметил Питер.
– Да. Но разве можно считать асоциальным элементом каждого, кто не захотел вживлять себе чип? Разве можно превращать нас в людей второго сорта, к которым нет доверия?
– Нельзя, – с легкостью согласился Питер. Он вовсе не готов был осуждать такое отношение к противникам чипов, ему хотелось поскорее узнать, как сложилась жизнь дочери. – Рассказывай, как ты жила эти пятьдесят лет.
– По-разному, – уклончиво проговорила она.
– Давай-давай, в подробностях. Для меня все важно.
Она помолчала, ее лицо стало сосредоточенным.
– После того, как тебя… чуть не убили, мы с мамой вернулись в Лондон не сразу. Сначала она ездила к тебе в больницу. Год, наверное. Порой меня брала. А потом у нее начались проблемы со здоровьем. Жили у бабушки. Я пошла в школу, когда закончила, поступила в Оксфордский университет, в колледж Церкви Христа.
– Подожди, – прервал ее Питер. – Мне говорили, что ты училась в Сорбонне.
Изобразив недоумение, она покачала головой из стороны в сторону.
– Не было такого. Я училась в Оксфорде, в Крайст-Чёрч колледже… Специализировалась по русскому, английскому и французскому языкам. Мечтала стать известным литературным переводчиком. Там, в колледже, я встретила Томаса, моего первого мужа. Он учился на менеджера, был рослым, красивым, увлекался греблей. Мы поженились на последнем курсе. После окончания университета поехали в Манчестер, где Томасу предложили работу. А я не была привязана к месту. Брала задания в издательствах и могла переводить, где хотела. Меня поджимали только сроки. По выходным ездили с Томасом по острову или приезжали в Лондон. Мы были довольны. Так продолжалось два года. Потом совсем разболелась мама. У нее обнаружили рак. Я вынуждена была перебраться в Лондон. Теперь мы с Томасом виделись только на выходные, и то не каждую неделю. Маме было все хуже. Бабушка не справлялась одна. Я не зарабатывала тогда столько, чтобы нанять сиделку. А пенсия от Интерпола уходила на лечение. Маме сделали две операции. Но остановить болезнь не удалось. Вскоре она умерла. После похорон я вернулась в Манчестер. Но оказалось, что мой муж за год раздельной жизни успел найти себе другую любовь. А я так была измотана болезнью мамы, что даже не восприняла это как трагедию. Мы развелись, и я вернулась в Лондон.
К тому времени я успела неплохо зарекомендовать себя в издательствах, получала хорошие заказы, да и времени для работы у меня стало больше. Так что я по уши погрузилась в тексты и провела за этим делом почти полтора года. Старалась отвлечься от событий, связанных со смертью мамы, от развода. В какой-то момент почувствовала: перетрудилась, вымоталась. Надо отдохнуть. И поехала в Испанию, в Коста-дель- Соль, к теплому морю. Там я встретила Пабло, который стал моим вторым мужем. – Она усмехнулась, невесело, но и не слишком печально. – Наш брак был недолгим, но бурным. Я родила моего первого ребенка. Эмилию. Она уже давно выросла, сейчас живет в Копенгагене, работает художником- оформителем. У нас с ней сложные отношения…
Он чувствовал, что Виктории не слишком приятно говорить об этом.
– Третий раз я вышла замуж пять лет спустя. Мой третий муж – Андрей Пименов, писатель из России. Я с ним познакомилась, потому что перевела его роман. И, поскольку эта книга получила престижную премию, ему захотелось встретиться со мной. И когда он приехал по каким-то делам в Англию, то разыскал меня. Тогда мы только познакомились, начали поддерживать постоянный контакт. Я перевела еще несколько его книг. Мы не раз виделись на международных мероприятиях. Потом он снова приехал в Англию и предложил выйти за него замуж. Этот роман развивался медленнее всего, но был самым долгим. Я родила ему двух сыновей…
Она замолчала.
– Вы все-таки развелись? – поинтересовался Питер.
Она медленно покачала головой.
– Андрей умер. Он был старше меня на восемнадцать лет. Но дело не в этом. Он отказался от операции.
– Какой?
– По аортокоронарному шунтированию. Сейчас обходятся без такой операции, а тогда только она могла спасти его.
– У вас не было денег?
– Деньги были. Но он не захотел ее делать. Он считал, что все должно идти так, как предопределено для каждого человека изначально.
Питер мог принять такую позицию. Жаль только, что она лишила дочь близкого человека.
– А где же твои сыновья?
– На работе. Они живут здесь. На нашей территории. Старший, Петр – учитель, а младший, Владимир – в самообороне.
– Оба живут с тобой? – осторожно спросил Питер.
– Нет. Только младший. У старшего своя семья. Он живет неподалеку отсюда. У них ребенок. Мой внук. Я — бабушка. – Она встрепенулась. – А ты, получается, прадедушка.
Ласковое выражение появилось на лице Питера. Удивительно было слышать, что он – прадедушка. «Неплохо бы увидеть их – внуков, правнука», – решил он и вновь посмотрел на Викторию.
– А ты чем занята?
Пора было ему разобраться с тем, что здесь происходит.
– Объясни, – попросил Питер, – что это за территория и почему… – тут он запнулся, подбирая формулировку, – за ее пределами говорят об асоциальных элементах.
Пренебрежительная улыбка появилась на ее лице.
– Здесь живут люди, отвергающие имплантацию чипов. Люди, не желающие быть все время под контролем, когда про любого в любой момент известно, где он, с кем, как себя чувствует, что говорит, просто лежит или занимается любовью. Здесь пространство, свободное от чипов. Мы живем так, как хотим. Это наш выбор. Но это создает многие проблемы. Покупать в обычных магазинах там, на той территории, мы не можем – для того, чтобы снять с личного счета деньги за покупку, сначала определяют личность покупателя. Нас невозможно определить. Робот не пустит нас во многие здания. Мы не можем воспользоваться такси, скорой помощью. Поэтому здесь мы наладили иную, чем на других территориях, жизнь. Здесь все рассчитано на отсутствие чипа. Здесь мы можем жить комфортно с точки зрения наших ценностей. Но это более сложная жизнь, чем во «внешнем мире». Вот и все. А они утверждают, что здесь – асоциальная территория, зона повышенной опасности.
Питер не мог осудить людей, не терпящих полного контроля над собой, и вовсе не потому, что среди
