столиком. – С каких это пор ты стал ходить в Нижний буфет?
– Всё время хожу.
– Не ври. Ты обитаешь там, – Батурин указал наверх, – в Дубовом зале. Ты у нас номенклатура.
Василий покосился на Астахова, напустил мягкую улыбку.
– Я бываю везде. Я – демократ.
– Да пошёл ты к черту с твоим демократическим социализмом. Противно слышать.
– А чем ты не доволен? Экономика на подъеме, люди хорошо живут.
Батурин продемонстрировал полное пренебрежение к прозвучавшим словам.
– Хорошо живут капиталисты и номенклатура, остальные прозябают.
Разговор привлёк внимание. Василий почувствовал себя неловко – вести публичные дискуссии он был не готов. Поэтому решил отвлечь Батурина. Сел рядом, указал на соседний стул Астахову, глянул на Евгения заботливыми глазами.
– А где Вера? – Так звали пятую жену Евгения. Вера любила его по-настоящему, жила ради него, хотя порой он так доставал её, что она ссорилась с ним, и они подолгу не разговаривали. Батурин в такие периоды уединялся в мастерской, среди своих картин.
– Откуда мне знать, где Вера. – Голос хранил равнодушие. – Выпить не предлагаю, а то мне мало останется.
– Нашёл проблему. Закончится, купим ещё. – Он повернулся к Астахову. – Дмитрий, познакомься. Известный поэт, бард, художник Евгений Батурин.
– Известный, – буркнул Евгений. – В узких кругах.
– А это физик Дмитрий Астахов, занимается космологией. В скором будущем должен получить нобелевскую премию за открытие параллельных вселенных.
– За космологию нобелевских премий не дают. – Астахов скромно улыбался.
– Зачем они, параллельные вселенные? И так тошно от всего этого. А тут – параллельные. – Батурин махнул рукой. – Впрочем, какая разница. Всё равно стаканов не хватает.
Василий в момент принёс пару стаканов, которые приняли содержимое бутылки. Выпили за встречу.
– Объясни, где Вера? – поинтересовался Петровский.
– Ну откуда мне знать? Мы с ней разошлись пять лет назад.
– И ты один?
– Один.
– Новые песни пишешь?
– Пишу. А что толку? – Он глянул придирчиво на Василия. – А ты? Всё строчишь дурацкие романы?
Это были неприятные слова. Оскорбительные. Петровский их никак не заслужил. Однако ссориться ему не хотелось. Он взял рассудительный тон.
– Почему дурацкие? Люди читают.
– Люди читают всякую х…йню. А ты лижешь власти жопу и приучаешь их делать то же самое.
Теперь Василий не стал себя сдерживать, сказал то, что думал:
– Твой характер причина твоих проблем. Так что во всём вини самого себя. А то, что я последовательно подталкиваю власть к положительным изменениям, называй, как хочешь. Меня это не волнует.
Он поднялся, намереваясь немедленно покинуть Нижний буфет, но вспомнил про обещание решить мелкую проблему. Василий не хотел, чтобы прозвучали хоть какие-то упреки. Достав деньги, он отсчитал столько, сколько стоила бутылка сухого вина, протянул оторопевшему Астахову.
– Прошу тебя, выпей с известным бардом. А я очень спешу.
Погода вконец испортилась. Низкие мрачные облака утюжили город. Холод заполнял уличное пространство.
«Идеальной власти не бывает, – думал Василий, шагая в сторону Садового кольца. – Можно конфликтовать с ней, можно плевать на неё, можно лебезить перед ней, а можно подталкивать её к благотворным изменениям. Каждый выбирает своё. А история потом рассудит.»
Вернувшись домой, Петровский сел за компьютер, попытался продолжить дело своего двойника, но работа не пошла. Не было той полётности, которая нужна для творчества. Он переместился в гостиную, где Наталья, устроившись на диване, просматривала рукопись.
– Идём в кино, – предложил Василий. – Не знаешь, какой-нибудь американский боевик показывают?
Наталья была удивлена.
– С каких это пор ты полюбил кино?
– Люблю я тебя. А кино для другого. Чтобы выключить мозги, лучше всего американский боевик.
Она смотрела на него с лёгкой усмешкой.
– Давай я тебе отключу мозги. И не надо никуда ехать.
Немного поразмышляв, он выдохнул:
– Давай.
9
Астахов был взволнован. Исследователи из американского научного института космической телескопии сообщили, что обнаружили новые свидетельства существования «тёмной энергии», той загадочной субстанции, из которой может состоять до семидесяти процентов Вселенной и которую открыли всего шесть лет назад. Точнее, предположили её существование, чтобы объяснить безудержно ускоряющееся расширение Вселенной. Но её не увидишь, не потрогаешь. Единственный способ что-либо узнать о ней – косвенные наблюдения. Американцы использовали космический телескоп «Хаббл», чтобы рассмотреть самые отдалённые сверхновые звёзды и с их помощью оценить характеристики «тёмной энергии».
«Судя по всему, гипотеза Эйнштейна о космологической константе верна. Вселенная будет постоянно расширяться, ей не грозит новый Большой Взрыв… – сумрачно размышлял Дмитрий. – Надо лететь. Сообщить о моём согласии, получить приглашение, оформить визу. И лететь. Осенью. – Астахова мучило ощущение, будто все значительные открытия сделают сейчас в Соединенных Штатах, и на его долю уже ничего не останется. – Итак, четыре процента обычной атомарной материи, двадцать три процента «тёмной материи» и семьдесят три процента «тёмной энергии». Таково соотношение составляющих Вселенной. Вот только про «тёмную энергию» и «тёмную материю» никто ничего толком не знает. Выявляют косвенные характеристики по далеким объектам. Но роль параллельных измерений так не установишь. А она может быть определяющей…»
Как хотелось ему сделать выдающееся открытие. В конце концов, ради этого живёт настоящий ученый. Оставить след, оправдать своё существование на Земле. Что может быть важнее?
Посмотрев на часы, Дмитрий поднялся. Пора было ехать в Центральный дом литераторов. Теперь он стал там завсегдатаем.
«Учёный должен использовать все возможности, – думал Астахов, направляясь к машине. – Разумеется, откровения чужого ангела-хранителя научной общественности не представишь. Ну и пусть. Главное – знать, как на самом деле устроено мироздание. Это восхитительно само по себе. И куда проще искать нечто, ясно представляя себе, что ищешь.»
Москва по-прежнему была немилосердна к автомобилям и к их начинке – людям, сидевшим внутри. Пробки мешали свободному перемещению по улицам большого, усталого города. «Фольксваген» постоянно увязал в очередном скоплении машин. Дмитрий не злился. Его мысли были заняты другим. Сомнение захлестнуло его.
«Почему я так уверен, что параллельные вселенные существуют? Где они? Как обеспечивается их существование? Какой смысл в множественности миров?.. Я слишком доверился эмоциям. Учёный не имеет на это права. Никаких доказательств нет. Предположение Хокинга – не более, чем смелая гипотеза. Изящная, но далекая от жизни.»
С таким настроением вошёл он в Дом литераторов, пересёк холл, спустился в Нижний буфет. Беглый осмотр показал – Петровского здесь нет. Дмитрий взял себе кофе, два бутерброда. Их любимый столик был занят, он устроился за соседним.
Не без любопытства наблюдал он за посетителями заведения, в котором пребывал. Прозаики, поэты.
