преступление. Он жил через дорогу от очень привлекательной молодой женщины, у которой были супружеские проблемы с ее мужем пастором. Как мой клиент узнал об этом? В течение нескольких месяцев он с помощью сканера прослушивал их разговоры по переносному телефону. За это время парень решил, что причина супружеских проблем соседей крылась в безумном увлечении женщины им – мысль была абсурдной, что мог сказать любой нормальный человек. И все же он верил в это. Он верил и теперь, как шесть недель назад, когда принудил ее пойти в трейлер, прижал к барной стойке и терся об нее. Не было никакого насилия, никакого проникновения; одежда осталась цела. Мой клиент был сдержанным, вот почему он в конце концов уехал. Я подозревал преждевременную эякуляцию. При нашей первой встрече он собирался идти в суд. Почему? Потому что считал: женщина сама хотела, чтобы он это сделал. Его нельзя наказывать за это. Не так ли?
– Это неправильно, говорю вам. Она любит меня. Она сама хотела этого, – настаивал он.
Я ненавидел потеющих. Они слушали вас, но всегда хотели подойти так близко, как будто вы могли действительно их спасти. Тремя неделями раньше мы встретились в моем офисе, и он рассказал мне свое видение этой истории. Со стороны жертвы история выглядела иначе, что не удивило меня. Женщина только знала его имя, находя его физически отталкивающим, и не спала ни одной ночи с того дня, когда это случилось. Я нашел ее полностью вменяемой. Один взгляд на нее, и судья опустит молоток на голову моего парня. Никакого сомнения.
В конечном счете я убедил клиента, что апеллирование к простому нападению будет в его интересах. Это менее тяжкое обвинение, и я вел уже разговор с окружным прокурором. Он оказал бы услугу адвокатскому сообществу. Очень быстро.
Стоя в коридоре, мужчина облизывал губы, и в углах его рта была видна засохшая слюна. Я хотел объяснить ему, как надо обращаться к суду. Однако он желал говорить только о ней. Что она рассказывала о нем? Как смотрела? Во что была одета?
Я предупредил его: судья прикажет, чтобы он держался подальше от жертвы, приближение к ней будет нарушением порядка. Он не понимал этого или делал вид, что не понимал, но я выполнил свою работу, каким бы отвратительным это ни было, и он мог возвращаться в свою дыру и к своим темным фантазиям относительно жены проповедника.
Второй клиент был молодой чернокожий мужчина, обвиняемый в сопротивлении властям. Полицейский утверждал, что он препятствовал аресту, подстрекал наблюдавших зевак, выкрикивая в сторону полицейских оскорбления. Мой клиент изложил другую историю: четверо белых полицейских поймали одного чернокожего, чтобы арестовать. Дежурный офицер проходил мимо и курил при этом сигарету, в связи с чем мой клиент заметил:
– Вот почему вы не можете никого поймать – потому что курите.
Полицейский остановился и спросил:
– Хочешь в тюрьму?
Мой клиент рассмеялся.
– Вы не можете арестовать меня за это, – сказал он ему. Полицейский надел на него наручники и бросил в патрульный автомобиль. И вот мы здесь.
Я верил своему клиенту, главным образом потому, что знал полицейского. Он был заядлым курильщиком. Судья тоже знал это. Я думал, что у нас был хороший шанс на оправдание.
Судебное разбирательство продлилось меньше часа. Мой клиент ушел. Иногда легко найти обоснованное сомнение. Иногда нет. Пока я пожимал ему руку, перемещаясь дальше от стола защиты, я увидел Дугласа, стоящего в глубине зала суда. Он никогда не приезжал в окружной суд без причины. Я по привычке поднял руку в знак приветствия, но свои руки этот грузный человек продолжал держать скрещенными на груди. Я отвел взгляд от его выпуклых глаз, чтобы попрощаться с сияющим от радости клиентом, а когда оглянулся, Дугласа уже не было.
Вот так ушла последняя моя иллюзия, поставив меня перед истиной, которую я отвергал все утро. Комната накренилась, и неожиданно мое лицо и ладони стали влажными – «страх вспотел», на сей раз изнутри. Я выходил из зала суда на ослабевших ногах, спотыкаясь и пропуская других адвокатов, не слыша или не видя их. Словно плуг проходил через битком набитое человечество в коридоре, ища свою дорогу. Я почти ввалился в дверь ванной, не потрудившись закрыть кабинку. Документы выскользнули незамеченными на пол, когда мои колени ударились о влажную, испачканную мочой плитку. В течение одного бесконечного спазма я блевал в зловонный унитаз.
Глава 17
Наконец я поднялся на ноги. Вышел на обдуваемую ветром сторону; порывистый ветер бил мне в лицо, как будто стараясь очистить его. Позади меня возвышалось здание суда, бледнеющее на фоне монолитного неба. Свет был серебристым и тусклым – холодный свет, – по тротуару струился поток людей. Нормальные люди, делающие нормальные вещи, и все же казалось, что они согнулись под тяжестью неба, нависшего над тротуаром. Медленно поднимаясь к ресторанам и магазинам, никто из них не смотрел в сторону здания суда. Вероятно, им такая мысль даже не приходила в голову, и в некотором отношении я ненавидел их, но скорее это была зависть.
Мой взгляд устремился вверх по улице к двери местного бара в центральной части города. Хотелось поесть и выпить чего-нибудь покрепче. Желание было настолько сильным, что я физически ощутил вкус всего этого. Стоя там и мечтая о холодном пиве, я неожиданно понял, как много пил за последние несколько лет. Меня сей факт не обеспокоил. Это была самая незначительная из проблем, маленькое откровение среди остального уродливого множества. Но я решил отказаться от идеи зайти в бар и направился в офис, спустившись по широкой лестнице здания суда.
Я вышел на тротуар и повернул в сторону офисов юридических фирм. Я замечал вокруг себя странные взгляды, а потом почувствовал их. Когда я проходил, люди останавливались и смотрели на меня, – люди, которых я знал: пара адвокатов, дама из обслуживающего персонала, двое полицейских, направлявшихся в здание суда на процесс. Поравнявшись со мной, они прекращали смотреть на меня, и это получалось неестественно, словно они на какое-то время застывали. Я хорошо различал выражение каждого лица: недоверие, любопытство, отвращение.
Доносились также разговоры шепотом, ибо адвокаты, которых я знал на протяжении десяти лет, отводили глаза и говорили, прикрыв ладонью рот. Когда я шел через эту странную массовку, мои ноги заплетались и шаг замедлился, – в какой-то момент мне стало казаться, будто я бормочу себе что-то под нос или что у меня расстегнута ширинка. И как только я свернул за угол к офисам адвокате все стало понятным.
Мой офис был окружен полицией. Патрульные автомобили освещали фарами входную дверь. Транспортные средства без номеров стояли, накренившись, как пьяные – два колеса на тротуаре, два на проезжей части, Входили и выходили офицеры с коробками в руках. Отдельными группами расположились свидетели, и я узнал почти каждого из них. Все они были адвокатами, кто-то работал рядом со мной. Их секретари. Их практиканты и помощники. В какой-то момент они напомнили мне жену, прижавшую руку к своей шее, как будто я мог украсть ее драгоценности. Я застыл на месте, пытаясь сохранить достоинство. Только один человек не отвел взгляда, и я понимал, что так оно и будет. Дуглас стоял на расстоянии, массивный, в длинном сером пальто, которое мешком висело на нем. Наши глаза встретились в молчаливом согласии. Встряхивая головой, он рассекал толпу, направляясь ко мне. Мне потребовалось сделать усилие, чтобы двинуться вперед и встретить его.
Он поднял руки, раскрывая ладони, но я заговорил первым. Люди держались на расстоянии и наблюдали молча.
– Я полагаю, у вас есть ордер на обыск, – потребовал я.
Дугласа не смутила моя внешность, и я знал, что он видел то, что ожидал увидеть. С красными глазами, нервничающий, я выглядел виновным. Когда он заговорил, в его глазах не было никакой печали.
– Мне жаль, что все пришло к этому, Ворк, но ты не оставил мне выбора.
Полицейские продолжали ходить туда-сюда, и, глянув через плечо Дугласа, я впервые увидел свою секретаршу – она выглядела маленькой и побитой.
– Всегда есть выбор, – заметил я.
– Но не на сей раз.
– Я хотел бы увидеть ордер.