— Да, сэр. Абсолютно здоровая, в самом деле.
Гаррет вздохнул с облегчением, но пальцы его продолжали сжимать бокал с такой силой, как будто от этого зависела его жизнь.
— А ее мать? — Вопрос прозвучал скорее как рычание.
Доктор Барнард вздрогнул, потом кивнул:
— Утомлена, однако в полном порядке. Она молода и сильна, так что очень скоро встанет на ноги.
— Я могу их увидеть?
— Разумеется, ваша светлость.
Доктор еще не успел договорить, а Гаррет уже вылетел за дверь. У спальни Жоэль на страже стояла служанка, но он пронесся мимо нее и распахнул дверь. По меньшей мере, шесть пар женских глаз тут же посмотрели на него, со всех сторон раздались охи и ахи.
Лишь оказавшись внутри, он остановился. Жоэль лежала в свежезастеленной постели на белоснежных простынях. В противоположном углу стояла тетя Бертрис. Ребекка стояла рядом с тетей, протянув руку к крохотному свертку, который держала на руках одна из служанок. Все смотрели на него с большим удивлением.
— Простите, — он откашлялся, — простите мое внезапное вторжение.
— Гаррет… — Тетя Бертрис выглядела напряженной. На лице ее было написано раскаяние. Пятна от сажи и пепла, почти такие же темные, как на одежде Гаррета и Ребекки, виднелись на ее платье.
Гаррет уставился на кружевной сверток в руках служанки.
— Можно? — Он сглотнул и шагнул вперед.
— Конечно, ваша светлость, — пробормотала служанка.
Ноги как будто увязали в трясине. Служанка шагнула ему навстречу, Гаррет протянул руки — и она осторожно передала ему малышку.
Она почти ничего не весила. Гаррет благоговейно разглядывал девочку. Он видел крошечное круглое личико, глазки-щелочки, в которых проглядывала синева, светло-русый пушок на головке, вздернутый носик пуговкой и малюсенькие розовые губки.
Невозможно было определить, чья она дочь — его или его врага.
Она прикрыла глаза, вытянула губки трубочкой и зачмокала.
Рядом с Гарретом появилась незнакомая женщина и сделала реверанс:
— Меня зовут миссис Коули, ваша светлость. Я кормилица. Думаю, она проголодалась.
Гаррет нахмурился:
— А, ну да, конечно.
Он аккуратно передал девочку кормилице, та взяла ее и исчезла за дверью.
Услышав щелчок закрываемой двери, Гаррет повернулся к Жоэль и посмотрел на нее. Эта женщина приложила руку к его погружению в личный ад. В отличие от Фиска она манипулировала им, будучи совсем рядом. Однако он должен обуздать свой гнев, потому что она все-таки женщина и только что произвела на свет ребенка, чьим отцом мог вполне оказаться он сам.
Гаррет стиснул зубы, сдерживая бушующую в сердце ярость. Она только что прошла через восьмичасовое испытание. И как бы сильно ему ни хотелось схватить ее за шкирку и выбросить из дома, он не мог этого сделать — оставшееся благородство не позволяло. Пока, по крайней мере.
Жоэль выглядела так, словно выжила в жестоком бою. Под глазами залегли черные круги, губы побелели, светлые волосы, прежде блестящие, вьющиеся, свисали тусклыми прядями.
— Гаррет?
Он прижал локти к бокам.
— Я думал назвать девочку Шарлоттой, но если у тебя есть другие идеи…
— Нет, — почти беззвучно ответила Жоэль. — Других идей у меня нет. Шарлотта — очень хорошее имя.
Краем глаза Гаррет заметил маячивших в углу тетю Бертрис и Ребекку.
Он перевел на них взгляд:
— Уйдите отсюда. Все.
Ребекка с вызовом посмотрела на него, потом расправила плечи и прошествовала в коридор.
Тетя Бертрис, с бледным лицом, вывела из комнаты оставшуюся прислугу и сама вышла следом. Жоэль проводила ее взглядом.
— Рассказывай, как все началось.
Она облизнула губы.
— Я так устала, — проговорила она слабым, едва слышным голосом.
— Мне плевать.
— Пожалуйста, Гаррет. — В ее голосе слышался страх, однако притворный. Если она столько времени провела с Фиском, у нее, должно быть, стальное нутро, пусть даже она его никогда не показывала Гаррету. И он не намерен больше обращаться с ней как с фарфоровой куклой.
— Ты будешь говорить. И все мне расскажешь.
Угроза сквозила в его голосе, взгляде, позе. Если она не признается сама, он вырвет из нее правду, слово за словом.
Да, она только что восемь часов рожала ребенка, но делала это в его доме, под его покровительством. Покровительству пришел конец, и она это понимала.
— Я не злодейка. — Она устремила на него умоляющий взгляд голубых глаз. — Я испытываю к тебе самые теплые чувства. Мы слишком многое пережили вместе, чтобы остаться равнодушными друг к другу.
— Мне это безразлично! — прорычал Гаррет. — Я хочу знать правду. Немедленно.
Она помолчала, потом испуганно кивнула.
— С чего все началось?
— В начале 1819 года он приехал ко мне… — Она устало вздохнула и закрыла глаза. — Пообещал, что если я буду делать, как он говорит, то разбогатею. Он говорил очень убедительно, все казалось таким легким.
Гаррет стиснул зубы. Значит, в тот самый первый день, когда он работал в поле и поймал на себе ее взгляд, она уже участвовала в заговоре против него.
— И что он велел тебе сделать?
Она отвела глаза.
— Соблазнить тебя, — прошептала Жоэль.
— А что взамен?
— Он платил мне каждый раз, с процентами, когда я крала у тебя деньги, и обещал мне еще больше. Намного больше. — Она с мольбой посмотрела на него и приподнялась на локтях. — Мне это не составило труда, Гаррет. Ты очень мне нравился.
Он усмехнулся:
— А когда ты в первый раз переспала с ним?
Слава Богу, что он не любил эту женщину. Слава Богу, что не женился на ней. В противном случае каждое слово, слетавшее с ее губ, причинило бы ему невыносимую боль. Но он чувствовал себя иначе — собранным, твердым, решительным. Он хотел узнать правду, причем немедленно, потому что завтра на рассвете он уже уедет. Он отправляется в Кенилуорт за женщиной, которую по-настоящему любит и которую оттолкнул, сам того не сознавая.
— Он жил в Англии и редко приезжал…
— Когда? — рявкнул он. — В первый раз?
— В 1819-м.
Гаррет на мгновение закрыл глаза. Он не позволит ей увидеть силу его чувств. Она этого не заслуживает.
— Он любил меня, Гаррет, — заплакала она. — А я любила его!
— Он женился на моей сестре, Жоэль.
— Разве ты не понимаешь? У него не было иного выбора. Не женись он на ней, он бы все потерял. А