20 июня — мой семнадцатый день рождения. Этим утром я просыпаюсь в совершенно пустом доме. Мама по работе ухала в Калифорнию на неделю. Джеффри был практически в самоволке все эти дни. Он только что сдал экзамен по вождению и получил дневные права (когда он узнал, что в Вайоминге пятнадцатилетние могут легально водить машину в течение дневного времени, то стал скучать по Калифорнии еще меньше, чем раньше), и с тех пор я нечасто его видела. Он был слишком занят, колеся по Джексону в своей новой машине, за которую спасибо нашему папочке. Единственный намек на то, что он все еще жив, — растущая гора немытых тарелок, скапливающаяся в раковине.
На моей памяти это первый раз, когда на мой день рождения не будет вечеринки. И торта. И подарков. Мама вручила мне свой подарок перед отъездом в Калифорнию, солнечно-желтый сарафан, шелестящий вокруг моих голеней при ходьбе. Мне понравилось платье, но теперь, когда я стою в своей спальне и смотрю на него, висящее на вешалке, на такое милое, идеальное для вечеринки на день рождения или для вечернего выхода платье, я мгновенно чувствую себя подавленной. Я спускаюсь вниз и усаживаюсь за кухонным столом, поедая «Cheerios»[55], чувствуя себя еще более уныло оттого, что в доме нет бананов, которые я могла бы порезать в свои хлопья, и поворачиваюсь к маленькому кухонному телевизору, чтобы посмотреть новости.
Журналистка рассказывает о том, насколько сухим был этот сезон в Джексоне. Выпало только две трети обычной нормы снега, говорит она, и весенних стоков были недостаточно. Резервуар не наполнился. Она стоит у озера и указывает на низкий уровень воды. Можно четко увидеть до какого уровня вода доходит обычно, в этом месте цвет скал становится светлее.
— В этом году засуха может не повлиять на нас так сильно, как обычно, — говорит она, уставившись в камеру серьезными глазами. — Но с течением лета земля будет становиться суше и суше. Вероятно, пожары начнутся раньше обычного и будут более разрушительными.
Прошлой ночью я снова пробовала летать, на этот раз, держа в руках спортивную сумку. Я не смогла найти более подходящий эквивалент человеку. Я положила в сумку несколько банок супа и пару галлонов[56] воды, а также одеяла и набивочный материал, вытащила ее на задний двор и попыталась взлететь со всем этим. Но безуспешно, а ведь это всего лишь половина веса Кристиана, может и меньше. И я даже под страхом смерти не могу оторваться от земли с этим. Все мои усилия, направленные на то, чтобы почувствовать себя легкой, такой, чтобы мои крылья могли поднять меня, оказались бесполезными, когда я попробовала поднять что-то тяжелое. Я слишком слабая.
Сейчас, когда я смотрю телевизор, по которому крутят ролики с предыдущими пожарами в этом районе, моя кожа покалывает, будто журналист обращается напрямую ко мне. И я поняла намек.
Я провожу все утро, крася ногти на ногах и смотря телевизор. Мне нужно выйти погулять, говорю я себе, но я не могу придумать место, посещение которого не заставило бы меня чувствовать себя еще более одинокой.
Около полудня раздается стук во входную дверь. Я совсем не ожидала увидеть Такера Эвери на своем пороге, но это он и держит коробку из-под обуви у себя под мышкой. Солнце падает прямо на него.
Я открываю дверь:
— Привет.
— Привет, — он сжимает губы, чтобы сдержать улыбку. — Только проснулась?
И тут я понимаю, что на мне надета почти галлюциногенного розового цвета клетчатая пижама с надписью «Принцесса» поперек левой груди. Эта пижама — не моя идея, но она теплая и уютная. Я делаю шаг назад, за дверной проем.
— Чем я могу тебе помочь?
Он достает коробку.
— Венди хотела, чтобы я передал тебе это, — говорит Такер. — Сегодня.
Я осторожно принимаю коробку из его рук.
— Здесь же не змея, правда?
— Скоро узнаешь. — Ухмыляется он.
Я иду вглубь дома, но Такер все еще стоит на своем месте. Я смотрю на него с тревогой. Он чего-то ждет.
— Что, тебе нужны чаевые? — спрашиваю я.
— Конечно.
— У меня совсем нет наличных. Хочешь войти?
— Думал, ты уже никогда не предложишь.
Я жестом приглашаю его следовать за мной. — Подожди здесь. — Я ставлю обувную коробку на кухонный стол и быстро поднимаюсь наверх, чтобы надеть джинсы и желто-синюю фланелевую рубашку, после бросаю взгляд на себя в зеркало, и мгновенно заледеневаю. Мои рыжие волосы напоминают крысиное гнездо. Я забегаю в ванну и пытаюсь расчесать спутанные пряди, затем заплетаю волосы в длинную косу. Наношу чуть-чуть румян. Немного блеска для губ, и вот я вновь вполне презентабельна.
Когда я снова спускаюсь вниз, то нахожу Такера сидящим в гостиной на диване, с ногами в ботинках на нашем кофейном столике. Он смотрит в окно, где ветер треплет большую осину, и дерево представляет собой вихрь движений, каждый лист трепещет жизнью. Я люблю это дерево. Смотреть на него, восхищаться им, расслабляться, глядя на него. Мне хочется поместить Такера в маленькую безопасную коробку, где я смогу предсказать, чего он хочет, но он отказывается оставаться в ней.
— Милое дерево, — говорит он.
А у парня есть неожиданная мною глубина.
— Открывай, — говорит он, не глядя ни на меня, ни на обувную коробку на столе. Я беру коробку и поднимаю крышку. Внутри, завернутая в белую оберточную бумагу, пара ботинок для ходьбы фирмы «Vasque»[57]. Они очевидно поношенные, чуть истертые по краям и на подошвах, хотя очень чистые и ухоженные. Это дорогие ботинки. Я спрашиваю себя, один ли у нас с Венди размер ноги, даже не смотря на то, что я гораздо выше, чем она. Мне интересно, как она смогла позволить себе такие шикарные ботинки, и почему, ради всего святого, она решила отдать их мне сейчас.
— Там есть записка, — говорит Такер.
Внутри одного из ботинок лежит карточка размером три на пять с наклонными каракулями Венди на передней и задней сторонах. Я начинаю читать.
Я поднимаю глаза. Такер до сих пор смотрит на дерево. Я не знаю, что сказать.
— Она еще просила меня спеть тебе поздравительную песенку, будто я один из этих поющих разносчиков, — он смотрит на меня через плечо, уголок его рта приподнимается. — Я сказал ей, куда она может засунуть эту идею.
— Здесь написано…
— Я знаю.
Он вздыхает, будто ему предстоит крайне неприятная работенка, и встает, осматривает меня от кончиков пальцев до макушки, словно не уверен, что я готова к тому, что он для меня запланировал, что бы это ни было.
— Что? — спрашиваю я резко.
— Все хорошо. Но тебе следует подняться наверх и одеть костюм.
— Костюм? — это кажется уж совсем невероятным.
— Купальный костюм, — поясняет он.
