Индокитаю, а его друг занял дом в Малибу.
Все это Фэй узнала от своей домоправительницы Кармен Флорес. Кармен приехала из Гватемалы в Штаты тоненькой двадцатилетней девушкой, а теперь ей было на пять лет меньше, чем Фэй, и она воспитывала шестерых внуков. Кармен знала всю историю Голливуда, все голливудские сплетни и сообщила Фэй, что дом в Малибу известен не только тем, что в нем умерла синьора Джерард.
– В некоторых ванных комнатах – волшебный кафель, – говорила она. – Синьор Каммарада привез его откуда-то из Италии. Плитки меняют цвет вместе с морем. Какого цвета море, такого и они – то синие, то зеленые, то серые…
Фэй очень нравилась Кармен, а та видела в ней идеальную работодательницу. В обязанности Кармен входило два раза в неделю прибирать маленький домик в Санта-Монике, наполнять холодильник продуктами и сдавать вещи в химчистку. Поэтому остальные три дня она могла работать на других нанимателей, по субботам наводить порядок в собственном доме и проводить воскресенья с внуками. В ее глазах Фэй обладала дополнительными достоинствами – она была очаровательной женщиной, имела доступ в мир, который так любила Кармен, – мир кино – и не имела мужа. «На одиноких женщин гораздо легче работать, – говорила Кармен. – Замужние вечно на взводе, потому что стараются угодить мужу и сами не знают, чего хотят».
Где-то на полпути между Санта-Моника-Бич и Малибу Фэй спросила:
– Правда, что там кафель меняет цвет вместе с морем?
– Я думаю, это оптическая иллюзия, – ответила Кэт.
– Вы были так похожи на маленькую девочку, когда спросили про этот кафель, – сказала Тара. – Я вспомнила одну свою знакомую.
Решив, что сказала слишком много, Тара выпрямилась и стала смотреть в окно. Она и на этот раз была одета скромно, но уже не походила на школьницу. На ней была яркая шелковая блузка в полоску и туфли на очень высоких каблуках. Фэй чувствовала себя рядом с ней чуть не карлицей. Они втроем ехали на встречу с О'Коннелом, поскольку играли трех главных женщин в жизни сенатора – жену, дочь и любовницу.
Телевизионщики предлагали убрать из действующих лиц Жоли, которая убивает сенатора, и взвалить это убийство на плечи Карлотты, но Рэй убедил их оставить все, как есть. Карлотта Фитцджеральд не была убийцей. Она была «вечной возлюбленной», к которой сенатор неизменно возвращался, когда кончалось его очередное увлечение.
Машина затормозила у невысокой ограды на шоссе Пасифик-Кост, шофер что-то проговорил в домофон. Ворота открылись, потом снова закрылись за ними, и они оказались в замкнутом мире привилегированных обитателей частных владений на побережье. День был очень жарким для поздней осени, в золотистом мареве синел океан, волны мягко накатывали на пологий берег, оставляя на песке желтоватую пену.
– Вот где я хотела бы жить, – восхищенно вздохнула Тара.
– Когда-нибудь так и будет, – сказала Кэтрин.
В глазах Тары появилось сомнение, но она промолчала.
О'Коннел ждал их на огромной веранде. Он сидел, положив босые ноги на перила и держа в руке бокал с янтарной жидкостью. При их появлении он встал, обнял Кэтрин и поцеловал ее в лоб.
– Кэт, помогите мне разобраться, – произнес он своим знаменитым мягким баритоном с едва заметным ирландским акцентом. – Кто из этих прелестных женщин моя дочь, а кто любовница?
Фэй засмеялась, а Тара сказала:
– Здравствуй, папа.
– Да, – он взял ее за руку, – это дочка, достойная сенатора Томаса Мадигана, старого сукина сына.
Потом настала очередь Фэй. Он оказался не таким внушительным, каким она привыкла видеть его на экране, но таким же красивым. Синие глаза были обрамлены густыми черными ресницами, которым позавидовала бы любая женщина, а седина в темных волосах лишь подчеркивала мужественную красоту лица. Фэй отметила, что пока он не пользовался услугами хирурга-косметолога и, наверное, ему это не нужно. Этот человек нравился себе таким, как есть.
– Добро пожаловать в наш «культурный десерт», – с улыбкой проговорила она.
– Ах, да… И согласитесь, сегодня он выглядит еще более десертным, чем всегда. – Он показал на синие волны и белый пляж, где как раз в этот момент появилась женщина в ярком купальнике в сопровождении породистой собаки. – Тропический десерт, – сказал О'Коннел, внимательно разглядывая женщину. – Когда я уезжал из Лондона, там две недели без перерыва шел дождь.
Они расположились на веранде – за столом, защищенным от солнца огромным бледно-зеленым тентом. На подносе стояли виски, джин, водка, минеральная вода. В ведерке охлаждалось белое вино, а на развернутом сценарии О'Коннела стояло большое блюдо с жареными орешками. Фэй с одобрением взглянула на пометки в тексте – О'Коннел относился к телефильму серьезно, в отличие от большинства звезд, которые рассматривали подобную работу как возможность как попало выпалить свои реплики, схватить деньги и бежать.
– Я пью ирландское виски, – обратился к ним О'Коннел. – А вы сами наливайте себе, кто что хочет.
Фэй беспокойно покосилась на бутылку водки, помня, как вела себя Тара на вечере у Кэт, но та налила себе вина и, казалось, чувствовала себя вполне непринужденно. Кэтрин налила чуть-чуть виски и добавила столько воды, что ее напиток казался бесцветным по сравнению с тем, что пил О'Коннел, а Фэй разрешила себе выпить джина с тоником.
– Вы ирландка, или ваша мама любила «Унесенные ветром»? – спросил он Тару.
– Ни то, ни другое, – ответила она. – Моя мать вообще не ходила в кино. Я шведка с небольшой примесью норвежской крови, а мое настоящее имя – Карен.
Фэй была поражена. За эти несколько мгновений она узнала о Таре больше, чем за все время их знакомства.
– И вы назвали себя Тарой, – сказал О'Коннел. – Так сказать, создали себя заново.
– Что-то в этом роде, – пробормотала Тара и замкнулась в себе.
Почувствовав, что затронул какую-то неприятную для нее тему, он не стал настаивать и обратился к Фэй:
– Наш режиссер сказал мне, что вы возвращаетесь к работе после долгого перерыва. Это замечательно. Все восхищаются актрисами-англичанками, и они действительно очень хороши, но мне кажется, что американские актрисы более податливы и гибки в смысле перевоплощения.
– Не каждый имеет возможность проявлять способность к перевоплощению. Я, например, всю жизнь играю одну и ту же роль, – заметила Кэт.
Но в ее голосе не звучало ни раздражения, ни неудовлетворенности, и Фэй подумала, не подмешал ли О'Коннел в их напитки какого-нибудь волшебного зелья, помогающего быть правдивым. Естественно было бы ожидать, что присутствие такой незаурядной личности создаст напряженную атмосферу, но женщины чувствовали себя рядом с ним легко и свободно.
– Настоящий рай, – мечтательно проговорил он. – Чудная погода, бокал с прекрасным напитком в руке, океан у ног и три красивые женщины, c которыми можно поболтать. Рай, и все же, если бы мне пришлось провести здесь полгода, я бы спятил. И сломя голову помчался бы в аэропорт и вскочил в самолет на Бейрут или Белфаст.
Кэтрин повела плечами.
– Это не для меня, – сказала она. – Не представляю себе, почему некоторых людей влечет опасность.
– Дорогая Кэт, конечно, я преувеличиваю. В физическом смысле я трус, но дело в том, что избыток комфорта тоже очень опасен. Вот почему у меня дом в Донеголе – я могу в любой момент поехать туда, чтобы прочистить мозги ледяным ветром.
– Это в Ирландии? – спросила Тара.
– Да, на севере, хотя, конечно, как вы понимаете, не в Северной Ирландии. Когда британцы покоряли мою страну, они забрали только шесть северо-восточных графств, а Донегол оставили туземцам. В
