— Ну, я тебе скажу, на простого инженера легче выучиться, чем на хорошую портниху. Как ты это не понимаешь! Не в этом же главное. Скажи, ты Никиту любишь?
— Люблю, — сказала Александра.
— А вот если он станет не инженером, а простым таксистом, ты что — его будешь меньше любить?
— Конечно не меньше, — возмутилась Александра. — Но инженер, как личность, всё-таки интереснее. У него кругозор шире.
— Ну, ты не права, — опять не согласился Гога. — У таксистов кругозор больше, чем у кого другого. Ты поговори с ними. Они за день такого наслушаются. А что инженер? Ну, придёт с работы и будет тебе рассказывать о швеллерах, о балках или как раствор не подвезли…
Александра не выдержала и рассмеялась.
— Ты чего? — спросил Гога.
— Ничего, — сказала Александра. — Мне ужасно с вами интересно. Выходит, вы счастливый человек?
— Я счастливый, — подтвердил Гога. — Я люблю свою работу, своих друзей, Москву, твою мать. Кстати, твоя мать тоже не достигла чего-то сногсшибательного. Ну и что, если она простая работница, я её от этого люблю совсем не меньше.
Александра посмотрела на Гогу. Тот улыбался от того, что у него всё прекрасно. И Александра задумалась.
Катерина, Александра и Гога ужинали вместе.
— Этого не надо было делать, — вдруг сказала Катерина.
Гога, не понимая, смотрел на Катерину.
— Я ей всё рассказала, — призналась Александра. — Извини, я не утерпела.
— Она же достаточно взрослый человек, — сказала жёстко Катерина. — И сама должна решать такие вопросы. А кулачная расправа — это не метод, ударить можно и словом. Это иногда больнее.
— А если слов не понимают? — спросила Александра.
— Значит, плохо объяснила, значит, дала повод думать, что может быть и по-другому. Если ты любишь Никиту, зачем кокетничать с Копыловым? Возражений не принимаю, потому что я это видела сама. Но как мог ты, взрослый мужчина? — возмутилась Катерина. — Теперь эти мальчишки будут думать: прав тот, кто сильнее.
— Нет, — сказал Гога. — Теперь они будут думать, что против любой силы всегда могут найтись силы, более мощные.
И тут позвонили в дверь.
— Это только к тебе, — сказала Катерина, и Александра пошла открывать дверь.
В комнату вошёл Рачков с цветами и свёртком.
— Здравствуйте, — сказал он. Александра стояла рядом с ним, они были похожи.
— Здравствуйте, — сказал Гога, потому что Катерина молчала.
— Катерина Александровна, — сказал Рачков. — Вы меня представите или мне представляться самому?
— Это Рачков, — сказала Катерина и всё-таки добавила: — Родион Петрович, телевизионный оператор с Останкино. Мой давний знакомый. Настолько давний, что, встретив, не узнал.
— Но, может, это не его вина, — сказала Александра. — Может быть, ты так изменилась!
— Может быть, — сказала Катерина.
— Вам понравилась передача? — спросил Рачков.
— Понравилась, — сказала Александра. — Особенно один момент, где женщина быстро-быстро подкрашивает губы, чтобы успеть попасть в кадр. Остальное лабуда.
— Вы не правы. Передача в целом получилась. А Катерина Александровна была просто прелестна.
— Какая передача? — удивился Гога. — Тебя что, снимали на телевидении?
— Да, — подтвердил Рачков. — И её комбинат тоже.
— Почему я не знал об этом? — завопил Гога.
— Я её могу вам показать, плёнку ещё не стёрли,
— А когда? И где?
— Хоть завтра. На телецентре. Вот моя визитная карточка. Позвоните завтра во второй половине дня.
— И я хочу на телецентр, и я, — сказала Александра.
— Пропуск на вас будет заказан тоже, — тут же заверил её Рачков.
— Теперь, когда вопрос с тобой решён, — сказала Катерина, — иди и занимайся.
— Я успею. Я хочу поговорить с этим интересным человеком, — заявила Александра.
Был выпит почти весь коньяк, Александра уже почти засыпала.
— Ещё один интимный вопрос можно? — спросил Гога.
— Конечно-конечно, — ответил Рачков.
— Правда, что у Балашова волосы вылезли, потому что он всё время на экране?
— Я на телевидении двадцать лет, у него никогда не было пышной шевелюры.
— Ну, сейчас ему операцию сделали, подсадку.
— Я с ним вижусь каждый день. Это домыслы. Просто на студии хорошие парикмахеры, кое в чём помогаем мы, операторы, то есть можем высветить или затенить так, что даже лысый покажется пышноволосым.
Катерина взглянула на часы.
— Мне пора откланиваться. — Рачков поднялся. — Завтра я вас жду на студии, там же договоримся о занятиях фотографией.
— Пожалуй, и я пойду, — решил Гога. — Я вчера отработал ночную и сегодня весь день на ногах. Раньше выдерживал легко, а сейчас всё труднее.
— А кем вы работаете? — как бы между прочим спросил Рачков.
— Электросварщиком-монтажником.
— В этом возрасте, наверное, уже нелегко, — предположил Рачков.
— Пока ничего, — отмахнулся Гога. — Но до шестидесяти у нас почти никто не выдерживает.
— А у нас в Информации главному режиссёру больше семидесяти, и пока очень ещё не плох. Конечно, нагрузки не сравнимы.
— Ещё бы. Мы всю жизнь на ветру, почти все радикулитчики.
— Прощай, Рачков. — Катерина открыла дверь. — А ты останься, надо поговорить, — сказала она Гоге.
— Извини, — ответил Гога. — Я и вправду разваливаюсь. Завтра поговорим. Ему в Черёмушки, мне на Вернадского, а это на одной параллели, возьмём одно такси.
— Я тебе такси оплачу на одного.
— У неё сегодня плохое настроение, — пояснил Гога Рачкову. — С ней в такой момент лучше не связываться. — Гога послал воздушный поцелуй и закрыл дверь.
— Может, посуду помоем завтра? — жалобно попросила Александра.
Катерина села и забарабанила пальцами по столу, была у неё такая дурная привычка.
— Что случилось? — тут же насторожилась Александра.
— Ничего не случилось, — ответила Катерина. — Но случится скоро… Этот Рачков расскажет Гоге всё.
— А Гога и так всё знает, — отмахнулась Александра.
— Не всё, — сказала Катерина. — Старая дура, — выругалась она. — Кому был нужен этот розыгрыш? Почему мы ему всё сразу не сказали. И с машиной дурацкая история, — простонала Катерина. — Как я мота?! Что он обо мне будет думать?
— Что же теперь делать? — испуганно спросила Александра, — Что теперь будет?
