поступила.
— А я никак не поступила, — возразила Татьяна. — Я просто ушла,
— Все это, конечно, не так просто, — не согласился Петров. — Ты ведь как рассчитывала: с Уваровым пойдешь — я могу обидеться, со мною — Уваров тарарам устроит. Лучше сбегу одна пораньше. А сколько ни бегай, выбор придется сделать. Ты ведь знала, что меня бить будут?
— Точно не знала, но предполагала… — Татьяна улыбнулась.
— А в беде бросать нехорошо… Знаешь, человек, который думает только о себе, счастливым не бывает…
Татьяна внимательно посмотрела на Петрова и призналась:
— Если хочешь знать, я специально ушла. Если бы ты сбежал, я бы с тобой и разговаривать не стала. Какой это мужик, если он трус.
— Понятно, — сказал Петров. — Значит, это была заранее запланированная акция? А что ты теперь планируешь?
— Ничего не планирую. Будь как будет…
— Ну а если меня снова бить будут?
— Рядом с тобой встану, конечно… Если ударить не смогу, царапаться буду… Дальше не провожай меня.
— Почему? — спросил Петров,
— Вот наш дом. Я не хочу, чтобы нас увидела мама… У нее на меня другие планы…
На заводе начиналась вторая смена. На несколько секунд умолкли станки и наступила тишина. Но вот включился один станок, другой, гулко бухнул пресс, шум все нарастал. Завод продолжал работу.
В инструментальной была пересмена. Пришла Олимпиада. Вера молча сияла халат, надела пальто. Они с Олимпиадой не разговаривали.
Олимпиада надела халат, взбила волосы, сделала кое-какие перемещения в своем инструментальном хозяйстве и открыла окошко инструментальной. Через несколько секунд требуемый инструмент был найден и вручен рабочему.
— А почему вы раскладываете инструменты не так, как указано в инструкции? — вдруг спросила Ольга.
— А вы всегда поступаете по инструкции? — в свою очередь спросила Олимпиада,
И все-таки?
— Так мне удобнее, — ответила с вызовом Олимпиада. — Рабочие на меня ведь не жалуются…
В инструментальную заглянул Петров.
— Здравствуйте, Олимпиада Васильевна!
— Здравствуйте, Михаил Петрович, ответила Олимпиада, с интересом рассматривая Петрова.
— Олимпиада Васильевна, а почему бы вам не пригласить меня в гости? — вдруг спросил Петров.
— Как — в гости? — не поняла Олимпиада.
— Если вы против, то, конечно, не надо.
— Ну почему же? Я не против, — растерялась Олимпиада.
— Тогда в воскресенье. Часика в три, а?
— Ну, пожалуйста…
— А какой ваш адрес?
— Вторая Нагорная, восемь, — ответила Олимпиада, окончательно сбитая с толку.
— Значит, до воскресенья! Ольга Андреевна, я вас жду. — И Петров вышел.
Олимпиада и Татьяна обсуждали предстоящий визит Петрова.
— Ты зачем его пригласила? — спросила Татьяна.
— Сама не знаю, как получилось, — призналась Олимпиада. — Бедовый мужик, — восхищенно добавила она. — Раньше такие чаще попадались. Раз-два — и окрутит. Ох и любила я таких, — и с опаской посмотрела на дочь, не сказала ли чего лишнего. Татьяна отрешенно смотрела в окно. — Но тебе-то он нравится, а?
— Вначале просто интересно было, а теперь он мне по ночам снится…
— Как снится? — не поняла Олимпиада.
— Что мы вместе. И что целует меня. И мне так хорошо.
— Тогда точно, влюбилась. Ой, милочка, боюсь, ничего из этого не выйдет, — вздохнула Олимпиада. — Раз он в этой комиссии — значит из партработников. А у них за аморалку строго. Если он женат, жену бросить ему не разрешат.
— А Никишев из горкома ушел от жены, — возразила Татьяна.
— Ну и что? — спросила Олимпиада и сама же ответила: — Вмиг освободили от работы.
— Тоже мне несчастье, — отмахнулась Татьяна. — Не под машину же попал. Работы, мать, всем до конца жизни хватит.
— Ладно, — решительно заявила Олимпиада. — Заварили кашу, сами и расхлебывать будем. Давай в магазин, возьми водки и красненького.
— Может, он спиртного принесет? — предположила Татьяна.
— Он человек интеллигентный, — сказала Олимпиада. — Он придет с цветами.
Ольга шла по парку. Мимо нее проходили пары. В тире стреляли мужчины, их терпеливо ожидали женщины. Ольга была одна. Она села на скамейку, достала сигареты, закурила. Сидящие рядом старушки возмущенно переглянулись и заговорили о нравах нынешней молодежи.
Принаряженные Татьяна и Олимпиада ждали Петрова.
Раздался стук в дверь.
— Пожалуйста, — сказала Олимпиада.
— Добрый день, — сказал Петров входя. Был он и на этот раз в костюме и при галстуке. Петров достал из портфеля водку, вино и выставил на стол.
Татьяна взглянула на мать и рассмеялась. Но Петров достал из портфеля и цветы. Теперь торжествовала Олимпиада. Она галантно предложила Петрову:
— Садитесь, пожалуйста, — и указала на тахту.
Петров сел. Олимпиада и Татьяна расположились напротив него на стульях.
— Какое впечатление произвел на вас наш город? — спросила Олимпиада.
— Хорошее, — ответил Петров.
Больше он ничего не стал говорить, и пауза затягивалась. По-видимому Олимпиада подыскивала второй вопрос и никак не могла найти, и тут ее выручил Петров.
— Знаете что, — сказал он, — у вас, наверное, есть обед. Я бы с удовольствием съел супчику.
— Ну, за этим дело не станет, — обрадовалась Олимпиада. — Татьяна, накрываем на стол.
… Олимпиада наблюдала, как ест Петров. А ел он хорошо и много, Олимпиада подлила ему водки.
— Стоп. — Петров накрыл ладонью рюмку. — Я свою норму взял.
— Это хорошо, — похвалила Олимпиада, — когда мужчина знает свою норму. А про вас разные слухи по заводу ходят, — сообщила она Петрову. — Будто вы посмотрите на человека и можете все про его жизнь рассказать.
— Могу, — согласился Петров.
— А вот интересно, как вы про Бодренкову со сборки все узнали? Если это не тайна, конечно.
— Не тайна. Я по ее часам все узнал.
— Как — по часам? — не поняла Олимпиада.
— Обыкновенно. У Бодренковой часы «Звезда». Выпускали их сразу после войны. Уже много лет прошло, как их сняли с выпуска. А у нее сохранились. Значит, берегла и мало пользовалась.
— Не понимаю, — сказала Олимпиада.
— А чего тут понимать-то? У нее явно был перерыв в работе. Может быть, дети росли, может, муж
