подъезду. И тут Марина заколебалась:
— Может, в кино сходим? А к твоим зайдем в следующий раз?
— Пошли, пошли, — и Бодров взял Марину под руку.
Обедали молча. Молчал Бодров-отец, молчала мать, а Бодров-сын слишком проголодался и поэтому тоже молчал.
— Так у вас это серьезно? — спросил Бодров-старший.
— Серьезно, — ответил сын.
— Ну, тогда я свое выскажу.
— Но надо, Вася, — предостерегла мать.
— Выскажи, выскажи, — поддержал Бодров-младший.
— Я против, — сказал Бодров-отец.
— А я за, — сказал Бодров-сын.
— Ты, конечно, знаешь, что у нее до тебя с Витькой роман был?
— Знаю.
— Так вот, он продолжается. Ничего в нашем городе не может быть тайным, что не стало бы явным. Пока ты материю закупал, к ней Витька снова заходил.
— Я знаю об этом, — сказал сын.
— Но ты не знаешь другого. Он пришел вечером, а ушел только утром. Ну-ка, Марина, объясни, — потребовал отец.
— А почему она должна тебе объяснять? — спросил сын. — Даже когда она станет твоей снохой, она будет объяснять только мне. А мне она объяснила.
— Что они всю ночь газеты читали? — усмехнулся отец.
— Я ведь знаю, что тебе все Любовь Николаевна, ее соседа, рассказала, Так вот, передай ей, что она ошиблась. Виктор проходил к Марине вечером и еще утром забегал перед сменой. Она ему костюм шила.
И вдруг Марина зарыдала…
— Ну, я Любке выскажу…
— Успокойся, — сказал Бодров-младший Марине.
Марина, всхлипнув, бросилась к двери. Бодров-старший растерянно развел руками.
Потом Бодров провожал Марину. Они шли молча. Марина свернула в небольшой скверик и села на скамью. Бодров стоял.
— Садись. — Марина, достав из сумочки пачку сигарет, закурила и протянула пачку Бодрову.
— Ты же знаешь, я не курю.
— И здесь ты впереди, — почти весело сказала Марина. — Чего ж не расспрашиваешь?
— Если захочешь, сама расскажешь. Ты не обязана передо мною отчитываться.
— Но это же все равно между нами будет стоять.
— Будет, — согласился Бодров.
— Тогда поставим точки… Как ты понимаешь, я с Витькой не газеты ночью читала.
— Вот этого я не понимаю. Зачем ты это сделала?
— Вообще-то, не пойман — не вор. Мать мне всегда так говорила. И я могла тебе сказать: ничего не было! А там думай как хочешь. Не было, и все… Но я тебя ни разу ни в чем не обманывала… А как получилось, не знаю… не знаю. Я его гнала. А он прилип. Я ему все про тебя сказала. Я понимаю, такое не прощают, за такое в деревнях раньше кнутом лупили. Теперь, конечно, ничего не воротишь. Будем считать, что не повезло. Ладно. — Марша махнула рукой, встала и пошла прочь, ссутулив плечи и опустив голову, будто ожидая, что ее догонят к ударят.
Федяева вела заседание парткоме. Как член парткома присутствовал на заседании и Бодров. Выступала Лыхина. Она обвела взглядом членов парткома, вздохнула и призналась:
— Я не снимаю с себя вины. Да, я виновата. Именно я доверила Сергею Васильевичу самостоятельно принять решение, в результате мы имеем: первое — скандал на всю отрасль, второе — минимум на полгода мы не обеспечены материалом. Теперь нам придется брать по принципу: дай боже, что им не гоже.
— Но ведь закупили же материю кировского комбината, — подали реплику.
— Да, закуплен брезент, — подтвердила Лмхмнв. — Но сделку придется аннулировать. Я думаю, нормальный человек спецовку для пожарников носить не будет. Боюсь, и пожарники не возьмут. Придется аннулировать и договор о поставке хлопчатобумажной ткани для пошива пестреньких мужских костюмов. Я не позволю позорить доброе имя фабрики, И это еще не все. Товарищ Бодров отказался от поставок некачественной фурнитуры зеленоградского объединения. Но другой фурнитуры нет. Хотим мы этого или нет, но прядется брать фурнитуру этого объединения. Результат, как видите, плачевный. Конечно, наш новый председатель фабкома провел определенные мероприятия. На фабрике работает косметолог, кухня стала выпускать более вкусные пирожки, но все-таки главная наша задача — выпускать одежду. А здесь вся помощь профсоюзной организации — нереальные проекты. Жизнь есть жизнь, и надо быть реалистами. Вот и надо признать поверьте, мне больно это признавать, — что мы ошиблись, избрав товарища Бодрова председателем фабкома. Как это ни огорчительно, ошибку придется исправлять. — Лыхина закончила и села.
— Прошу высказывать мнения… — сказала Федяева.
Но все молчали. И молчание затягивалось. Никто не ожидал такого поворота.
— Можно мне? — Бодров встал. — Свою позицию — почему мы заключили одни договора и отказались от других — на парткоме я объяснил. Я считаю, что кустарные методы Людмилы Сергеевны Лыхиной в принятии кардинальных решений привели к тем трудностям, которые сейчас переживает фабрика. Как член парткома я считаю, что необходимо поставить перед министерством вопрос об освобождении ее от обязанностей директора.
Все замерли.
— Что, что? — Задыхаясь, Лыхина вскочила со своего места. — Нет, вы слышали, что он сказал?
— Я думаю, что все слышали, — подтвердила Федяева и добавила: — Занесите в протокол предложение члена парткома Бодрова, мы это предложение тоже обсудим.
Лыхина усмехнулась и, не садясь, начала собирать разложенные бумаги.
— Поговорим в другом месте, Викторя Васильевна, — сказала она и начала выбираться из-за стола заседаний,
— Людмила Сергеевна, — предупредила Федяева. — Заседание парткома не окончено. Я прошу вас остаться.
Лыхина попыталась снова усмехнуться, но встретившись с непривычно решительным взглядом Федяевой, тихо опустилась на свое место и прикрыла глаза ладонью.
— Положение на фабрике чрезвычайное, — спокойно продолжила Федяева. — Торговля не берет нашу продукцию. Решение Лыхиной о закупке плохой джинсовой ткани, мягко говоря, было непродуманным. Инициатива Бодрова о закупке тканей кировского комбината тоже ясности не вносит. Будет ли пользоваться спросом продукция из этой ткани — неизвестно.
— Давайте попробуем пошить опытную партию, — предложила пожилая работница. — Пока не попробуешь, не узнаешь…
— Думаю, что это единственный выход, — сказала Федяева…
Дома Бодров и отец молча сидели друг против друга.
— Лыхина теперь тебя съест, — сказал отец.
— Может быть, — ответил Бодров-младший. — А может, и поперхнется.
— Ну а что с Мариной?
— Не знаю.
— Я бы на твоем месте, — начал отец, — послал бы ее…
— Я бы на твоем — тоже. А вот на своем мне туда ее посылать не хочется.
