Блокпосты Цуба-Сити охраняют ме?ха.
Андроидам нет дела до одинокого старца.
Ёсида швартует лодку возле торпедного катера, отдыхающего на ТО после дежурства в демилитари- зоне. Вживленный в рубку торпедоносца симбионт-сапиенс пытается заговорить с Ёсидой — мол, что вы думаете о поэзии: хокку, танка, рифмы всякие. Старик игнорирует болтовню, ему некогда думать — надо действовать. Симбионт плачется, что в любой момент его переключат в режим камикадзе, а героя даже выслушать не хотят. Это оскорбление! Он — торпедоносец, а не байдарка, он этого так не оставит, отомстит, пусть только старикашка выйдет в Топь!
Майор не обращает внимания на угрозы: молодо, зелено, остынет — отпустит…
Таможенник похож на краба, а Ёсида частенько ловит крабов и варит. Потому что вкусные. Жаль, этого нельзя сварить. И выбросить красную тушку в Топь.
— Нет денег. — Отставник разводит руками.
— В вашем возрасте — и ни единого ре? — удивляется таможенник.
— Именно.
Краб медлит, клешня мнет подбородок:
— Я могу согласиться на взятку жизнью. К примеру, э-э… два месяца?
— Три недели осталось. Но все не отдам. Два дня. Оформляем?
Краб кивает.
Перевозчик сам находит Ёсиду. Перевозчики чувствуют нужных людей, и подсказки Китамаэ тут ни при чем. Хозяева телепортов подошвами ботинок слушают сплетни асфальта и витрин бутиков, голорекламы рисуют для них портреты вероятных клиентов.
— Эй, старик, тебе нужна моя помощь?
— Да, нужна.
Перевозчик — бывший вояка, гражданин с расконтаченными извилинами. Ублюдки из Корпуса Запаса поимели его череп, впарив четкую установку «НЕ УБИВАТЬ!!!» Задумав прикоснуться к катане или плазмогану, перевозчик испытает невыносимую боль. Но у него на поясе висят два пистолета, древних, как Китамаэ. «Неужели с помощью этих игрушек можно обойти запрет? Надо бы и себе заиметь», — думает Ёсида и тут же вспоминает: поздно, что? уж теперь.
Лицо перевозчика скрыто широкими полями шляпы. Отставной майор диктует ему координаты. Перевозчик зубами накусывает цифры на языковой клавиатуре, получает результат и оглашает вердикт:
— В пределах Китамаэ, много не возьму. Возьму все, что есть. Согласен?
— Да.
Телепорт подобен женскому органу. Хищная откровенность, гормоны и сочные выделения. Проглотит пассажира здесь, обязательно подавится и отрыгнет за тысячи ли от Цуба-Сити.
— Имущество?
— Дом в Китамаэ. Лодка.
— Дом не возьму. Хлопотно. Лодку слей на меня, с подтверждением… Ага, порядок. Где?
— Торпедный пирс. Ближайший.
— Энергомонстры есть?
— Откуда, что ты.
— Ой ли? Ну ладно, сам знаешь, чем грозит. Я пробил координаты: там болото кругом, даже блокпостов нет. Утонешь ведь.
— Утону, — равнодушно кивает старик, вытаскивая из-за пояса вакидзаси. — Тебе-то что?
Телепорт сожрет и металл, и пластик, и энергетическую плоть, но так уж принято — обнажаться в путь-дорожку. Прохлада мегаполиса щупает дряблое тело, скрытые видеокамеры любуются пересохшим мясом на хрупких костях.
— Прощай, старик.
— Живи, самурай.
Небытие и рождение.
Смерть там…
…И первый вздох здесь!
Даже Китамаэ другая. Странно наблюдать Топь однотонной, без изысков, бурой какой-то. И воздух… он отравлен испарениями: то тут, то там болотный газ прорывается сквозь месиво, недостойное называться очесом.
Грибы. Очень много грибов. Разных, причудливых, вырастающих в мгновение и тут же опадающих дымными облачками спор. Грибы везде, впереди и сзади, сегодня и послезавтра, в тумане и криках растревоженных птиц.
А еще здесь водятся иглобрюхи. Ёсида видел одного, плавающего белесым животом кверху. Так иглобрюхи заряжают аккумуляторы перед погружением в глубинные слои Топи, недоступные даже боевым амфибиям в полной выкладке.
Материализовавшись метрах в трех от зыбкой поверхности, старик рухнул в Топь. В грязь, в жижу, в огромную компостную яму. Он тонул, хватаясь за жир и мышцы Китамаэ, умоляя не губить раньше времени, ведь у него есть чуток запаса, с сыном бы встретиться, поздравить с возвращением, направить на верный Путь!..
Китамаэ вняла молитвам старика, остановив погружение у первого дна. До поверхности десятки метров мутной воды. Увязнув в иле и обессилив, Ёсида попросил у Топи кислорода, чтобы надуть стариковские легкие: дай, не скупись, закачай в живот и в волосы, под кожу и в кости.
И Топь вспенилась хлопьями-пузырями. Есть газ! Раздувшись, будто дирижабль, Ёсида всплыл. Медленно стравил излишки воздуха, оставив ровно столько, чтобы ходить по воде и не тонуть. Теперь для передвижения по Китамаэ майору не нужны антигравы и доспех. И лодка без надобности. Тело не простит старику надругательства, но… Умирать ему скоро, так чего об одышке думать?
Чутье вело старика к цели. Парня он заметил издалека. Ринулся, отталкиваясь кончиками пальцев от кожи Топи, будто не на встречу с отпрыском помчался, но, обвешанный гранатами, под киботанкетку прилечь захотел. Бурая жижа первого дна, обдуваемая сухим ветром, захрустела на торсе ломкой коркой с вкраплениями ряски. Ближе, ближе, ближе! Всего ничего уже — полшага. Здравствуй, сынок, как ты?! Хрипит горло, колотится сердечко, ломает ребра, лезет наружу.
Но что это?! Кто?!
Не Мура.
Но вибрации?! Подсказки Китамаэ?!
Не Мура.
Зря. Все зря. Потрачено время, жизнь попусту… Ёсида умрет, так и не повидав сына.
— Зачем ты здесь?! Сдохнуть захотел?! Кто ты?! Кто?! — Отставной майор в ярости: так обмануться в ожиданиях!
И парнишка ответил бы, позволь ему Китамаэ вырваться из цепких объятий. Но Топь решила: добыча, мое, не мешай, старик. Топь медленно засасывала юнца — лишь клок рыжих волос виднелся среди кувшинок, да пол-лица еще не тронула Топь. Бедолага едва дышал: через раз глотал отравленный испарениями воздух.
— Мм-м! Бры-м-м! П-пы-ымм! — пускал пузыри утопленник.
От него пахло страхом. Чужак потому что. Из Мидгарда пожаловал, из Мира ведьм явился, очень загрязнился.
Внезапная догадка озарила Ёсиду: вот кому достался талант Муры — чужаку! И талант сыновний вот-вот проглотит Китамаэ, и Ёсиду еще пригласит на ужин — вторым блюдом. Да только старику пучина не страшна, время его истекло.
— Ошибочка, значит. Ты здесь, а сын мой… Пошутила судьба над ветераном! — Корочка на лице Ёсиды, растрескавшись, осыпалась тонкими черепками.
