— Понятно. А уши куда девать?
— Я заберу, — успокоил волхв. — Для нужд народной медицины. И зубы тоже. Растолченные в порошок — верное средство от блох и клопов.
— Понятно, — повторил Шмелёв.
— А мне нет, блиа-а-а… — Годзилка осекся и виновато посмотрел на русалку. Ругаться при девушках за несколько тысяч лет он так и не научился. — Откуда у Лешакова танки?
Сам Змей по случаю осенней непогоды сидел на первом этаже, где специально увеличили двери, и только голова торчала из прорубленного в перекрытии отверстия. Как раз на уровне стола, чтобы удобнее брать длинным раздвоенным языком наполняемые другом Базекой кубки. Закуски Горынычу не полагалось — строгая диета.
— Танки? — Николай развел руками. — Ты ему ничего такого в последнее время не рассказывал?
— Так, немножко… Про Халхын-Гол. Ачоа, нельзя было?
— Нельзя. У-у-у, прогрессор чешуйчатый, сейчас как дам по башке!
— А чо сразу я?
— А ничо! Увлекся слишком наш Хведор. Собирайся, завтра с утра за ним полетишь. Эльф, дорогу покажешь?
— Так точно, товарищ Верховный Главнокомандующий!
— Тьфу!
— Злой ты, Коля, — Базека осторожно вытер ухо кружевным платочком. — Плюешься вот. Уйду я от тебя.
— Куда?
— Куда глаза глядят.
— К кошкам?
— Вот и говорю — злой. Горыныч, возьмешь с собой?
— Легко, — кивнул Годзилка. — Вдвоем веселее будет.
— Не бери, — посоветовал волхв. — Хлебнешь с ним беды.
И никто не подозревал, что беда уже стояла на пороге. Незваная и нежданная. Пришла оттуда, откуда и представить нельзя — из далекого-далекого будущего.
Вход в древнюю пещеру снаружи выглядел черным провалом в бездну, каковым, собственно, и являлся. Удачно спрятанный под нависшей скалой, он был надежно защищен от взглядов сверху. Более того, нужные люди позаботились, чтобы и орбиты спутников проходили на значительном удалении. А тропы многочисленных туристов, изжевавших глазами горные вершины, пролегали во многих днях пути отсюда и не отвлекали хозяев от мыслей о высоком, низком и очень низком.
А размышлениям предаваться лучше всего с удобствами. Никакому Синдбаду или Али-Бабе в дивных опиумных снах не могла пригрезиться подобная красота. Жалкие потуги «Хилтона» и «Марриотт-отеля» выглядели смешно и бледно в сравнении с великолепием и размахом древних строителей, подкрепленных умелой рукой современных реставраторов. Ремонтом, закончившимся совсем недавно, лет шестьдесят назад, руководил лично сам Великий Кормчий катайской нации, бывший в ту пору не последним лицом в иерархии Ордена.
В громадной зале, чей свод поддерживали колонны из золота и металлокерамики, начинали собираться гости. Но только в резиденции Великого Магистра они были гостями, в обычной жизни — могущественные властители. Нет, не те, что торжественно избираются на краткий миг, да и то до настоящих выборов допускаются лишь посвященные. Большинство из них никогда не мелькали на экранах телевизоров и страницах газет, хотя и содержащихся на их деньги. Любая попытка приоткрыть завесу тайны пресекалась быстро и жестоко — утечек информации не случалось уже многие сотни лет.
Неизменным оставалось количество — тринадцать. Магистры, но не великие, а просто магистры. И командоры. И тех, и других по шестеро. Гости возникали из ниоткуда — посвященному высшей степени не нужны дешевые трюки с порталом, пылающим синим или красным огнем.
Прибывших нельзя было смутить роскошью и великолепием убранства, у многих дворцы еще роскошнее и великолепнее. И даже ходили слухи об установленном в одной из резиденций фонтане с теплой человеческой кровью, привозимой из страны, специально откармливаемой высококалорийными бутербродами. Поначалу из лени наполняли подогретой донорской, но однажды по ошибке попалась кровь эмигранта из дикой и варварской Руссии. В итоге фонтан взорвался, а драгоценные камни, украшавшие чашу, испарились. Потом, говорят, видели их в Славеле, в ломбарде на Большой Покровской. Вот тот магистр, постоянно поправляющий сползающую на нос тройную тиару, до сих пор локти кусает от жадности.
Но сегодняшний сбор был созван не для обсуждений потерь и похвальбы успехами. Перед Орденом встали большие проблемы, разрешить которые можно только совместными усилиями. Торжественность момента не располагала к суете и громким разговорам. Все должно происходить чинно, плавно и величаво. Но, рассаживая гостей за круглым столом, Великий Магистр где-то там, в глубине, ненавидел ритуал официального приема. И только за то, что требовал от присутствующих сохранения истинного облика. Хоть плачь, если бы умел, — эти твари копытами уже весь паркет поцарапали! И без штанов сидят мохнатыми задницами в креслах. Отмывать кому?
Но хуже всего — блохи. Никакого спасения нет от кусачих чудовищ, которых не берут ни химия, ни колдовство. Предыдущий Великий Магистр так и сгорел на рабочем месте, испытывая новое заклинание от насекомых. Грызут… Попробуй, сохрани величавость движений, постоянно почесываясь. Куда они девались при возвращении человеческого облика, не знали даже древние мудрецы, но стоило проявиться облику истинному… Подлецы, никакого чинопочитания и трепета перед повелителем!
— А я от блох катайскими карандашами спасаюсь, — вдруг похвалился старый, с бородой ниже вывернутых назад колен, командор. Он единственный сидел и не почесывался.
— И что, помогает? — сразу посыпались вопросы о наболевшем. — Передохли или сбежали?
— Зачем бежать? Дома остались, рисуют. Постмодернизм называется. Галерею вот хочу для них открыть.
Обсуждение нового способа борьбы с вредителями сбило Великого Магистра с мыслей о вечном. А точнее — о женщинах. А еще точнее — о козах. В истинном облике его всегда неудержимо тянуло к себе подобным.
— Тихо, господа! — В голосе повелителя зазвенел металл. — Мы собрались здесь совсем по другому поводу, так что вернемся к нашим баранам. О, бараны! Они порой бывают не хуже козлов с козловками!
Простые магистры и командоры с пониманием и знанием дела закивали. У некоторых по жидким бородкам потекла струйка сладострастной слюны, и круглые пятачки носов маслено блеснули в неверном свете факелов. Словно соленые грузди. И захотелось даже наколоть парочку на вилы, что как знак высшей должности Ордена были прислонены к креслу с самой высокой спинкой.
Но Великий Магистр взял себя в руки и отогнал видение граненого стакана с холодной водкой, так хорошо идущей под сало в кабинете президента Брюса Моисмана. Видение ушло с трудом, неохотно и недалеко. Оно материализовалось прямо посреди стола и сыграло роль магнитного полюса, к которому, как стрелки компаса, дружно повернулись козлиные морды с солеными груздями вместо носов.
— Лапы прочь! — зычным голосом полководца скомандовал Великий Магистр. — Это мне послан знак свыше. Тьфу, снизу! Для укрепления голоса перед важным совещанием.
Содержимое стаканчика, вкусное-превкусное с утра, мгновенно растеклось по всему организму горячей волной. От корней рогов и до кончика хвоста, а потом в обратном направлении до самой макушки. Остатки шерсти на лысине вздыбило, слегка перекосив массивную корону из черного полированного металла, выполненную в форме собачьей головы.
Конрад фон дер Бах-Валевски, в миру более известный под другим именем, поправил головной убор, прокашлялся и начал:
— Я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…
