косынка слетела, обнажив розовую лысину, а сам Глушата недоуменно почесал ушибленное место.
— Наших бьют! — Братья де Биле первыми бросились на выручку.
Пусть рогатый, пусть с пятачком и хвостом, пусть одет в сущее непотребство, но это наш черт, и обижать его можно только нам! В благородной ярости рыцари добивали остатки набежавшей сотни и не обращали внимания на попытки сдаться в плен. Но вот уже мечи перестали звенеть о чужие шлемы, и наступила блаженная тишина, нарушаемая только дальними выстрелами пищалей и частыми взрывами на минных полях.
— Казимир, ну нет нам покоя, — пожаловался Глушата, цепляя вилы к седлу боевого козла.
— А что делать? Война…
Черт наморщил лоб, о чем-то задумавшись, и предложил:
— А давай мы их всех победим?
— Дело хорошее, — одобрил воевода. — Но тебе-то зачем нам помогать?
— Точно, — с грустью в голосе согласился Глушата. — Моя натура требует вредить, а не помогать.
— Это неправильно…
— Да, но такова жизнь… я обязан делать неправильно, иначе помру.
— Проблема.
— Ага… А знаешь что, Казимир? Хрен с ней, с жизнью — помогу! Хоть это и неправильно.
— Как ты сказал?
— Ой… так я… да это же… а нам лапшу на рога вешали… Да я этим козлам рыло начищу!
Боевой козел возмущенно заблеял, и черт успокаивающе потрепал его по морде:
— Не бойся, Харлам Давыдович, это не про тебя.
Глава 17
— Рыба! — Хведор смачно шлепнул доминушкой и радостно заржал. — Ну что, лезете?
После подсчета очков проигравшие лешие с недовольным ворчанием отправились под стол, решив про себя больше не связываться с командиром, считающимся непревзойденным игроком в домино. По слухам, только ученый кот мог выиграть у Лешакова. Но видеть ту игру не приходилось, а неизменный победитель вот он, перед глазами.
С чистого вечернего неба за развлечениями танкистов наблюдали только несколько припозднившихся жаворонков. Они чуть видными черными точками висели в вышине, вознося хвалы Творцу. А иначе зачем бы им там висеть?
Только одна из этих точек не захотела оставаться на месте — плавно описывая ровные круги, она снижалась и снижалась, пока не увеличилась в размерах. Над беспечно забавляющимися лешаками на бреющем полете пронесся Базека, развернулся и приземлился прямо на стол.
— Спишь, старый пень? — Кот сразу начал с упреков.
— Да ни в одном глазу, — заверил дважды полковник, довольный заботой друга. — У нас давно все готово.
— Смотри в оба, скоро гости у тебя появятся.
— Ждем не дождемся, даже соскучились. Кашу есть будешь?
— Некогда. Серега со старым князем у тебя?
— Там, — Лешаков показал пальцем за спину. — Окапываются на случай прорыва. А ты чо, Базека, летать научился?
— Это левитация, темнота! — ответил ученый кот и пропал с негромким хлопком.
«Сейчас, по прошествии нескольких дней, одно могу сказать точно — какого-либо сожаления или угрызений совести за то избиение не чувствую. Холодок по спине от воспоминаний иной раз пробегает, а более ничего. Разве что еще гордость за победу.
В жизни я не жестокий человек, но к гуманизму у меня отношение двоякое, особенно к гуманизму абстрактному. Можно сказать — двойной стандарт. И когда приходится выбирать между существованием своего народа и уничтожением чужого, нисколько не терзаюсь внутренними сомнениями и прочими колебаниями. Какое мне дело до слез невинного барыгского отпрыска? Никто не просил его папашу брать в руки лук с саблей и переться за тридевять земель убивать и грабить моих подданных. Да каких подданных… считай — друзей. Так что ни при чем тут великодержавный шовинизм, я на самом деле считаю, что улыбка на лице славельского или татинского пацана гораздо важнее гипотетического плача кочевых недорослей. Нет, конечно, определенная благодарность Орде за разгромленный по пути сюда Халифат, она есть. Потому что в ином случае нам самим пришлось бы иметь дело с тревожно усиливавшимися арапцами. Или нашим детям. А так в тех краях еще лет двести даже трава будет расти неохотно.
Еще раз повторюсь — я не жестокий человек. И не буду спорить с теми, кто разглагольствует о ценности любой человеческой жизни. Думаете, мне иногда не хочется всех пожалеть? Хочется, но уж как- нибудь перетерплю. Только знаете… свои дети всегда кажутся самыми хорошими и красивыми. А княжество — почти та же семья. Мои дети, когда вырастут, будут сеять хлеб и строить города — так пусть делают это в мире. Они свои, а какую цену за это заплатят чужие — по фигу. Как говорится — от нашего орала по вашему! Чтоб неповадно было. Кому? А всем неповадно.
Да, я здесь пришелец из будущего и младше всех лет на восемьсот. Но это мой дом и мое настоящее. Тем более, иногда такое в голову лезет, что сам себе кажусь древним-древним. Просыпается память предков? Может, и так, какая разница? Я, слава богу, не гуманитарное образование получал, потому к излишним рефлексиям и самокопаниям не привык. Так… в меру. Что-то просыпается? Замечательно. Пользу приносит? Славно. И не только мне одному? Еще лучше.
Вот разве что устаю от попыток соратников организовать самую что ни на есть абсолютную монархию. Ну какой из меня самодержец и тиран? Раньше, на уроках истории в школе, я их немного иначе представлял. Сидит, думал, такой царь на троне в золотой короне с брильянтами, протягивает руку и хватает народ за горло когтистыми пальцами. А потом как оторвет ему голову… и народную кровушку, словно коктейль, через соломинку потягивает.
Кстати, надо будет на самом деле потиранить кого-нибудь. Заставлю себе трон сколотить, а то перед людьми неудобно — тронная зала есть, правда, паутиной заросла, но мебели, кроме стула с высокой спинкой и десятка табуреток, нет. И привилегии еще хочу… суп там золотыми ложками хлебать или спать на десяти перинах. Руки жирные можно о скатерть вытирать и в занавески сморкаться. И такое счастье мне одному, другим фигу.
Да, домечтался… ампаратор. Еще немножко, и с крыльца буду писать, с ударением на первый слог. А в качестве возвращения к культурному наследию начну за прегрешения на кол сажать или деревьями разметывать. Культура, она такая! Вот что в ней понимают пришедшие нагадить в душу кочевники?
Ладно, заканчиваю записи, и так уже люди косятся, что князь вместо управления государством за перо засел. И русалка ругается, что ужин с послами пропустил. Интересно, для чего ей Савва вчера скалку подарил, если она готовить толком не умеет?»
Навстречу остаткам Орды, превратившейся к тому времени в охваченную паникой вооруженную конную толпу, бесшумно выкатились деревянные танки Особого Корпуса. Выкатились и встали в шахматном порядке на заранее размеченных вбитыми в землю колышками позициях. И тишина, даже травинка не шелохнется между приземистыми сооружениями, грозно нацелившими в сторону врага торчащие из башен сучковатые бревна. Ровно по три штуки на каждой.
— Вася, как же они стреляют? — спросил у кота прибывший чуть менее часа назад Шмелёв. — Больше
