На главную палубу доставили Маниго, Берна и их сообщников со связанными за спиной руками. Их небритые лица были бледны, как мел, одежда разорвана.
Неожиданная атака индейцев, для начала забросавших их градом камней, застала мятежников врасплох и настолько деморализовала, что фактически они не успели оказать сопротивление. Страдальческие лица многих из них свидетельствовали о полученных ранах.
Анжелика не испытывала к ним жалости. Более того, эти люди стали ей неприятны, хотя она нисколько не хотела, чтобы победа Рескатора повлекла за собой кровопролитие.
В глубине души Анжелика всегда верила, что ее муж рано или поздно возьмет верх над достаточно решительными, храбрыми и хитрыми, но слишком неопытными противниками.
Жоффрей де Пейрак лишь делал вид, что он смирился с поражением. На самом деле он решил выждать. Он отлично знал море и побережье в месте, куда сам привел «Голдсборо», поэтому мог без труда дурачить их. Укрывшись в трюме, Рескатор следил за безумным дрейфом корабля по Флоридскому течению и в нужный момент послал наверх Эриксона и Никола Перро, которые прикинулись, что не знают, где намечена высадка, а сами привели корабль в ловушку, прямо к убежищу пиратов. На суше матросы, уплывшие на шлюпе, встретились со своими старыми товарищами и заручились поддержкой индейцев из дружественных племен.
Оказавшись в плену невиданного тумана, протестанты были теперь в их власти. Зажженные на «Голдсборо» фонари вывели к нему индейские пироги с вооруженными охотниками, матросами, корсарами дворянского происхождения и людьми. Рескатора.
Но вот из тумана вышел с нахмуренным лицом и их предводитель. Он казался гигантом даже рядом с рослыми индейцами, которые с кошачьей грацией сгибались перед ним в почтительном поклоне. Грациозность их движений подчеркивалась куртками из роскошных мехов и полосатыми кошачьими хвостами, спадавшими с гладко выбритых голов на плечи воинов.
Рескатор заговорил с ними на их родном, очень мелодичном языке. Было видно по всему, что и здесь, в стране, находящейся на самом краю земли, он чувствует себя, как дома.
Даже не взглянув на Анжелику, он встал напротив пленников. Он долго смотрел на них, затем сочувственно вздохнул.
– Ваша авантюра окончена, господа гугеноты, – сказал он. – Сожалею, что вы не смогли проявить свою доблесть в делах более для вас полезных. Вы посчитали врагами не тех, кого следовало, и даже не пытались распознать истинных друзей. Люди, подобные вам, часто совершают такие ошибки, за которые приходится дорого расплачиваться.
– И что же вы собираетесь с нами сделать? – спросил Маниго.
– То же, что бы вы сами сделали со мной в случае вашей победы. Вы как-то процитировали слова из священного Писания. В свою очередь, я предлагаю вам поразмыслить над следующей библейской заповедью: «Око за око, зуб за зуб».
Глава 7
– Госпожа Анжелика, вы не знаете, что он собирается с нами сделать?
Анжелика вздрогнула и подняла глаза на Абигель. В бледном утреннем свете лицо девушки казалось измученным. Никогда раньше она не выглядела так неряшливо. Ее охватила такая тревога, что было не до кокетства. Она пришла в рабочем переднике, замасленном после бессонных ночей, когда она чистила и заряжала мушкеты протестантов. Без своего белого чепца на голове, с льняными волосами, падающими на плечи, она была похожа на растерянную девчонку, так что Анжелика даже не сразу ее узнала. Печальные, исстрадавшиеся глаза Абигель тем более удивили Анжелику, что дочери пастора Бокера можно было не опасаться ни за отца, ни за кузена, поведение которых во время мятежа было весьма сдержанным. Среди тех, чья судьба оставалась неясной, у нее не было ни мужа, ни сына.
Наибольшая опасность грозила главарям мятежа: Маниго, Берну, Мерсело, Ле Галлю и трем матросам, завербовавшимся в экипаж «Голдсборо», чтобы шпионить. Их никто не видел. Усталые и подавленные, с опущенными головами, они едва притронулись к необычным плодам, овощам и пресной воде, щедро выделенным на их долю. Остальным мятежникам разрешили вернуться к женам и детям.
– Я уже начинаю спрашивать сам себя, не оказались ли мы просто глупцами,
– сказал доктор Дарри, присев на соломенный валик. – Прежде чем слушать Маниго и Берна, нам следовало переговорить с этим пиратом, который как-никак согласился взять нас с собой, когда мы оказались в тяжелом положении.
Адвокат Каррер ворчал по другому поводу. Вечный неудачник, нескладеха, каких мало, он больно ушиб руку о свой собственный мушкет и теперь пребывал в отвратительном настроении.
– По существу какая нам была разница, куда плыть – на острова или в другое место… Но Маниго боялся потерять свои деньги, а Берн заботился о благосклонности некой особы, которая вскружила ему голову и взбудоражила чувства.
Мрачно взглянув на Анжелику, он пробормотал сквозь свои острые, как у хорька, зубы:
– Мы сами позволили этим двум сумасшедшим вертеть нами по своему усмотрению… Влипнуть в такую историю.., с одиннадцатью детьми!
Протестанты пришли в полное уныние, и даже дети, напуганные недавними событиями и знакомством с краснокожими, вели себя очень смирно, не спуская глаз с озабоченных, грустных лиц своих родителей.
Легкое покачивание корабля на якоре, полная тишина в белесом тумане, который продолжал держать «Голдсборо» в своем плену, недавние испытания штормом и мятежом создавали ощущение какого-то полусна. Всю ночь Абигель преследовали кошмарные видения, нагнеталось чувство страха, которое и разбудило ее. Вскочив с учащенно бьющимся сердцем, она сразу же побежала к Анжелике.
Анжелика же практически не смыкала глаз. От мыслей о Жоффрее де Пейраке ее все чаще отвлекали мысли о пленниках; она сознавала свою ответственность за их судьбу. Погруженная в тяжелые размышления, она перестала реагировать на враждебность ларошельцев. Пусть они больше не опора ей: все равно она останется с ними, чтобы защитить их. Наклонившись к бледному личику Лорье, она плотнее укутала ребенка и попыталась успокоить. Но ни он, ни Северина, ни Мартиал не отвечали на ее внимание. Дети страдали больше всех от неразрешимых конфликтов взрослых.
– Когда я спасала их от королевских застенков, могла ли я думать, что здесь, на краю света, они могут
