Женщины стали цепляться за ее платье.
– Только вы можете помочь!
– Вы можете все!
– Госпожа Анжелика, пожалейте наших детей!
– Не отступайтесь от нас! Пойдите к пирату…
Она яростно тряхнула головой.
– Вы не понимаете. Я не могу ничего! Ах, если бы вы знали! Его сердце из металла, его ничем не пронять.
– Но ради вас, ради своей страсти к вам он должен уступить.
– Увы, никакой страсти ко мне у него нет.
– Ну да! – хором воскликнули они. – Что вы говорите! Никто и никогда не был так околдован женщиной, как он вами! Когда он смотрел на вас, в его глазах горел огонь…
– А все мы злились и завидовали, – призналась подошедшая мадам Каррер.
Окружив Анжелику, движимые слепой верой, они буквально повисли на ней.
– Спасите моего отца, – умоляла Женни. – Он глава всей общины. Что без него станет с нами на этой чужой земле?
– Мы так далеко от Ла-Рошели…
– Мы так одиноки.
– Госпожа Анжелика! Госпожа Анжелика!
Анжелике казалось, что в этом умоляющем хоре голосов она слышит теперь только слабые и печальные голоса Северины и Лорье, хотя она знала, что из их уст не вырвалось ни единого звука. Пробравшись к ней, они обвили ее своими ручонками. Чтобы не видеть их исстрадавшиеся глаза, она прижала детей к себе.
– Бедные детишки, заброшенные на самый край земли!
– Почему вы боитесь, госпожа Анжелика? Вам он не может сделать ничего плохого, – прошептал Лорье дрожащим голосом.
Она не могла сказать им, что ее с Жоффреем разделяют какие-то невысказанные взаимные обиды. Подтверждением тому была бурная ссора, происшедшая между ними даже в период их краткого примирения.
Она не могла рассчитывать на физическое влечение, которое он испытывал к ней, потому что для него не это было главным. Такого, как Жоффрей де Пейрак, нельзя было приручить одной чувственностью. Она лучше кого бы то ни было знала это. Он был из породы тех редких мужчин, которые умеют утонченно наслаждаться любовью и в то же время могут без особых усилий пожертвовать своим наслаждением. Сила духа и предрасположение к более высоким удовольствиям позволяли ему властвовать над своими желаниями и легко отказываться от мимолетных плотских утех.
А эти стоящие на коленях добродетельные женщины наивно верили, что своими чарами она сможет отвратить гнев мореплавателя, чей экипаж был вовлечен в мятеж.
Такого Жоффрей де Пейрак не простит никогда!
Он мог быть при случае подлинным рыцарем, но, продолжая традиции своих благородных предков, был готов, не колеблясь, пролить кровь, когда это становилось необходимым.
Разве посмеет она просить у него пощады главным зачинщикам мятежа, нанесшим ему смертельное оскорбление? Подобная попытка окончательно озлобит его. Он резко оборвет ее и обвинит в союзе с его врагами!
Женщины и дети с тревогой следили за ее лицом, на котором отражались терзавшие ее сомнения.
– Госпожа Анжелика, только вы можете разжалобить его! Пока не поздно… Ах, скоро будет слишком поздно!
Чувствительность женщин была настолько обострена перенесенными испытаниями, что им во всем чудились зловещие приготовления. Каждая прошедшая минута воспринималась, как роковая потеря. Они содрогались при мысли, что сейчас распахнется дверь, их заставят выйти на палубу и.., они увидят то, после чего будет поздно кричать и умолять. И тогда все они неотвратимо превратятся в несчастных женщин с мертвым взглядом, как только что овдовевшая Эльвира, молодая жена булочника, убитого во время мятежа. Теперь она безучастно сидела целыми днями на одном месте, крепко прижав к себе детей.
Анжелика взяла себя в руки.
– Хорошо, я пойду, – сказала она вполголоса. Так надо, но, Боже, как тяжело.
Она чувствовала себя совершенно безоружной после того, как, отказавшись остаться с ним, она сама разорвала непрочные нити, снова связавшие ее с Жоффреем. «Останься со мной!» – прошептал тогда он. Но в ответ она крикнула: «Нет!» и убежала. Он не из тех, кто способен простить… И все же она не отступила:
– Пропустите меня!
Абигель накинула Анжелике на плечи плащ, мадам Мерсело пожимала ей руки. В молчании женщины проводили ее к выходу…
Двое вахтенных у дверей с сомнением переглянулись при виде Анжелики, но, видимо, вспомнив, что она пользуется расположением хозяина, не осмелились задержать ее.
Она стала медленно взбираться по лестницам на корму. Их деревянные ступени, скользкие от соли, бурь и сражений, были уже настолько привычными, что она поднималась почти автоматически. Из-за пелены, окутывавшей стоявший на якоре корабль, бухта была невидимой. Сам туман чуть поредел, но оставался
