– А отсюда Ньютон, английский ученый, вывел законы всемирного тяготения, в том числе и закон лунного притяжения, – закончил Пейрак, слушавший герцогиню с неослабным вниманием.
Сам тембр его голоса словно принес тайное послание Анжелике. На сей раз сомнений не было: Жоффрея глубоко взволновала эта беседа с герцогиней де Модрибур, оставшаяся мало понятной для всех остальных.
Она испытала облегчение, услышав, как Виль д'Авре, который не любил оставаться на вторых ролях, вновь разрушил колдовские чары, спросив:
– Вернемся же к Луне! Еще один вопрос, герцогиня, касательно приливов, чтобы удовлетворить мой интерес. Я допускаю, что на поверхности земного шара образуется вздутие, на той стороне полушария, что смотрит на Луну в момент притяжения, но как подобный же феномен может происходить на другой его стороне?
Госпожа де Модрибур одарила его улыбкой сострадания.
– Но что есть Земля, сударь, – сказала она мягко, – в безбрежной системе планет, нас окружающих, – бесконечно маленькая точка. Влияние Луны, как, впрочем, и солнечное, настигает нас не только в той единственной точке, где мы находимся.
Оно буквально обволакивает нас, проникает внутрь нас. И если поразмыслить, это общение с мирами видимыми и невидимыми, которые окружают нас в бесконечности, окажется восхитительным, и остается лишь признать величие Создателя, Господа Бога нашего, – пылко закончила герцогиня, подняв взор к небесам.
Там, в невесомом золоте летнего вечера, зажглась звезда.
В этот момент, шумно хлопая крыльями, пролетела стая птиц; словно пелена, скрытая и необъятная, нависла в тишине над собравшимися на берегу людьми.
И тогда Анжелика осознала: творится что-то особенное, необычное, чего никто, кроме нее, не замечает. Да и сама она уловила это что-то лишь мельком, как будто это происходило не здесь и вовсе ее не касалось. Но увиденное отпечаталось в ее зрачках, словно вспышка молнии! Все находящиеся здесь мужчины смотрели на Амбруазину де Модрибур.
Герцогиня сияла своей ослепительной красотой, ее юное бледное лицо, преисполненное праведного восторга, казалось, светилось неземной страстью. Анжелика не смогла бы сказать, сколько прошло секунд, быть может, то был лишь краткий миг, быть может, и вовсе не было этого мгновения тишины.
«Благодетельница», повернувшись к Пейраку, произнесла своим несколько светским голосом:
– Вы удовлетворены, магистр? Могу ли я снять ученую тогу?
– Безусловно, сударыня. Вы блистательно ответили на все хитроумные вопросы, и мы очень признательны вам за это.
Внимательно посмотрев на него и состроив очаровательную гримаску, она спросила, словно вдруг решившись:
– А моя награда? Разве вы не обещали награду тому, кто сможет объяснить причину приливов и их мощь во Французском заливе?
– Это верно, – протянул он, – но…
– Вы не могли предвидеть, что ответ вам даст женщина? – предположила она, расхохотавшись.
– Конечно, – признался де Пейрак, улыбаясь, – я подумывал о трубочном табаке для кого-то из этих господ…
– И вы ничего не предусмотрели для меня… для женщины.
Она по-прежнему смеялась, но смех ее стал более нежным, более тихим, словно снисходительным.
– Ну, что ж! Я не привередлива. Я все потеряла при кораблекрушении… Любая мелочь доставит мне удовольствие. Но все-таки я имею право на награду… Не правда ли?..
Он отвел глаза, словно страшась встретиться с дерзким и одновременно простодушным взглядом Амбруазины де Модрибур. Казалось, он уже был готов снять с пальца один из своих перстней и подарить его герцогине, но передумал, и, порывшись в кошеле, который он носил у пояса, вынул оттуда самородок чистого золота размером с орех.
– Что это такое? – воскликнула она.
– Один из прекраснейших слитков, найденных на нашем руднике в Вапассу.
– Что за чудо! Я никогда не видела ничего подобного. Она протянула руку, но он задержал ее.
– Вы не ответили на мой вопрос о запаздывании притяжения относительно момента, когда Луна находится в зените?
– О, в другой раз, умоляю вас, – воспротивилась герцогиня с кокетством девочки.
Де Пейрак с улыбкой передал ей самородок, и, зажав его в кончиках своих гибких пальцев, она высоко подняла его так, что он переливался в лучах заходящего солнца.
И вновь Анжелику охватил страх, ужас, который она не могла выразить, ни крикнув, ни шелохнувшись, ибо осторожность требовала, чтобы она оставалась недвижной и бесстрастной: любая попытка отозваться грозила тем, что пропасть, на мгновение провиденная ею, разверзнется еще шире, еще более зловеще.
Глава 16
Внезапно тишина была нарушена криками, началась толкотня, затем раздались взрывы смеха.
Росомаха Вольверина мчалась по склону как черный шар, пробивая себе путь в толпе, опрокидывая всех, кто попадался ей на пути, и наконец застыла перед Анжеликой, почти распластавшись на земле. Ее роскошный пушистый хвост стоял столбом, а с маленькой мордочки на Анжелику смотрели огромные глаза, в которых мерцал красный отблеск солнца. Герцогиня де Модрибур с криком отшатнулась. Казалось, еще
