сказать о любом уходящем вечере, и когда останутся позади четыре из отпущенных вам пяти лет или пять из оставшихся шести месяцев, радуйтесь всему, что вам еще доступно, включая сон или пробуждение и так далее. Таким образом, как бы ни повернулись события, разделите ли вы судьбу отца или вам уготовано иное, почувствовать себя победителем будет трудно, я не знаю, чей удел хуже, ваш или чужой, но в одном убежден твердо — в каждом заключено нечто такое, что вызовет у вас желание хотя бы ненадолго занять его место. Одно известно наверняка: наступит час, когда человек, каков бы ни был его жребий, вступит на свой последний путь, и это неотвратимо.
Ник зашевелился и что-то пробормотал. Люси, бросив на меня взгляд и убедившись, что пока я выложился полностью, произнесла:
— Страх смерти проистекает из нежелания подчиняться фактам, логике и здравому смыслу.
— О, в таком случае подавить его не составило бы труда. Но это не просто страх. И не только страх. К нему примешивается какая-то злость, ненависть, вероятно, возмущение, проклятия, отвращение, сожаление, думаю, даже отчаяние.
— Разве за этими чувствами не стоит эгоизм? — в голосе Люси слышалось что-то вроде жалости ко мне.
— Возможно, — сказал я, — но людям обычно становится не по себе, когда они замечают, что привязаны к одной из ветвей в той цепи событий, о которой я говорил раньше. Это чувство вполне естественно для любого человека, который поймет, что мы прикованы к этой цепи с самого рождения.
— Не волнуйся, Ник, я просто стараюсь помочь. Естественно, это так. Но естественно и другое — зачастую мы находимся во власти эмоций, которые лучше не испытывать. Боязнь темноты, например; она совершенно естественна, но сам человек может справиться с нею хотя бы с помощью разума. То же самое можно сказать и о смерти. Начнем с того, что смерть — не форма бытия.
— Именно это меня и не устраивает.
— Она даже не событие в человеческой жизни. А все, о чем вы говорили, — боль, тоска, которые действительно могут стать невыносимыми, — проявляются только в жизни.
— Именно этим она меня и отталкивает. И многим Другим тоже, позволь тебе заметить.
— Я имею в виду то, что, находясь при смерти, вы теряете ясность сознания и не можете сами за нею наблюдать. Было бы огромным потрясением стать свидетелем собственной смерти. Но нам этого не дано. Смерть — за гранью нашего опыта.
— В том, что мы испытываем до смерти, тоже хорошего мало и удовлетворения не приносит. Древние ассирийцы верили в бессмертие, не ведая ни о небе, ни об аде, ни о каких-то других формах потустороннего мира. С их точки зрения, душа остается рядом с телом навечно и ведет за ним наблюдение. Черт его знает, есть ли за чем наблюдать, но в любом случае она
— Несомненно, остается, но и только. Как бы при том вы проводили время? Уверена, вы бы поняли, что вам его просто некуда девать.
— Пожалуй. Ну что ж, можно было бы поразмышлять. Да мало ли чем еще заняться.
— Пойду спать, — сказала Джойс. — У меня утром стирка. Спокойной ночи, Ник. Спокойной ночи, Люси.
Она поцеловала обоих, потом без всякого выражения бросила мне:
— Не задерживайся.
Когда она уходила, я налил себе шотландского виски с содовой. Ник выглядел абсолютно измученным. Люси, кажется, устроила перерыв на пару минут, как на семинаре между двумя темами. Налив себе ровно полчашки кофе и добавив совсем немного молока, она произнесла:
— Э-э, Морис, если я правильно вас поняла, вы не допускаете возможности жизни после смерти.
— Господи, конечно, нет. Я никогда не верил в такую чепуху, даже ребенком. Смерть казалась мне чем-то вроде сна или забытья, это несомненно. В противоположной точке зрения слишком много эгоизма, если хочешь. И конечно же, преувеличений. Только сумасшедшему она близка и понятна. Но почему ты спрашиваешь?
— О, я просто подумала, что одна из традиционных причин, побуждающих верить в загробную жизнь, — это существование привидений, которые обычно похожи на реальных людей, живших прежде, и ведут себя, как они, вернее, повели бы, если бы встали из могилы.
— Но раньше ты утверждала, что привидения не являются реальными объектами, и когда ты видишь привидения, значит, у тебя перед глазами то, чего в действительности нет.
— Да, и я своей точки зрения не изменила, но есть спорные случаи, свидетельствующие об их реальном существовании. И я должна признать, что некоторые привидения устраивают впечатляющие спектакли, мгновенно возвращаясь в наш мир оттуда, где оказались после физической смерти. В основном я имею в виду не тех призраков, которые постоянно посещают какое-нибудь одно место, например ваш дом. Я веду речь о привидениях, которые появляются в самых обычных обстоятельствах, иногда днем, и заговаривают с людьми, часто с теми, кого хорошо знали при жизни. Например, так случилось с летчиком, который вошел в комнату друга и поздоровался с ним через пять минут после своей гибели в авиационной катастрофе и за час до того, как друг о катастрофе услышал. Или женщина, умершая шесть лет назад, вдруг показалась в дверях дома ее сестры как раз в тот час, когда обычно приходила с ней повидаться, однако сестра к тому времени переехала, и новые жильцы узнали покойницу по фотографии, которую показывала им сестра. И даже ваш друг Андерхилл… Есть одна особенность в том, что, по вашим словам, случилось сегодня в ресторане, которая не позволяет отнести Андерхилла к категории обычных призраков.
Я решил, что Люси протянет до самой смерти, так и не открыв мне этой особенности, если ее не поторопить, и я сразу же задал наводящий вопрос.
— Какая именно? — спросил я, почувствовав себя актером в телевизионном спектакле; в точности такое же ощущение преследовало меня практически постоянно, когда я имел дело с Даяной.
— Дело в том, по крайней мере вы сами так говорите, что Андерхилл вас узнал. Разумеется, он мог ошибиться и принять вас за кого-то другого, но если он действительно опознал именно вас, есть все основания утверждать, что он в каком-то смысле живет в двадцатом веке, хотя физически умер в семнадцатом, — живет, сохраняя все эти годы возможность выполнять, возможно, одну функцию, но требующую твердого ума и светлой памяти: он умеет различать людей. Мы не знаем, что еще он может делать. То есть пока не знаем. Но, познакомившись с вашими представлениями о смерти, должна сказать — сам бог велел, чтобы вы попытались установить контакт с тем существом, которое вы принимаете за призрак Андерхилла.
Ник заерзал на стуле.
— Установить контакт с призраком? Но как же это можно сделать, Лу?
— Я же говорила раньше, твой отец мог бы попробовать завязать отношения с женщиной, которую, как ему кажется, он видел, а пожалуй, и видел на самом деле — я никогда не отрицала, что это возможно — или попытался бы вступить с ней в разговор, если снова ее встретит. То же самое относится и к Андерхиллу. Тот, кажется, услышал, как сегодня вечером произнесли его имя. Хотя я не думаю, что это Андерхилл, но так считает твой отец. На его месте я бы задержалась в ресторане позднее обычного и подождала, не появится ли Андерхилл. В следующий раз он мог бы с ним и заговорить. С вашей точки зрения, это логично, у вас нет возражений, Морис?
—
— Хорошо, я больше не буду. Но напрасно ты думаешь, что все, как ты сам, поддаются настроениям. У тебя дьявольски светлый ум, Ник, но почти всегда, если только дело не касается Ламартина, твои мысли в разладе с чувствами. Я же предпочитаю не заблуждаться и относиться к словам твоего отца так, как они
