Его терзало чувство вины. Как ни крути, это он во всем виноват. Не влез бы он в ее жизнь, она бы не пошла за свадебным платьем в тот злополучный день.
Кончиками пальцев Рис коснулся ее шеи, дотронулся до ложбинки на ней. Он чувствовал слабое биение ее пульса, слышал, как медленно течет по венам кровь, как тяжело дышит Меган.
— Если ты и правда хочешь сделать это, — воскликнул он, — делай, черт возьми, пока не поздно!
Прошептав: «Прости, любовь моя, что нарушаю свое обещание, но я не могу дать тебе уйти», — он положил ее голову к себе на колени и убрал волосы с шеи.
Он даже не понял, что плачет, пока на щеку Меган не упала красная капля.
— Прости меня, — прошептал он и склонился над ней.
Клыки вонзились в шею, но Меган не шелохнулась. Рис пригубил ее кровь — теплую, сладкую, самую лучшую из всей, что он когда-либо пробовал.
Он пил до тех пор, пока искра жизни не угасла в ней совсем, а затем, прокусив свое запястье, поднес руку к ее губам. Слегка постукивая по горлу Меган, он пытался заставить ее глотать.
— Пей, любовь моя, — умолял он. — Надо пить.
Бесполезно. Она не двигалась, веки не шевелились, ни единого изменения в дыхании и ритме сердца.
— Меган!
Его кровь капала ей в рот, стекала по горлу. Постепенно — так медленно, что сначала он подумал, что ему кажется, — ее кожа потеплела, щеки покрылись легким румянцем, сердце забилось четче и ровнее.
— Ну давай же. Давай, милая, борись!
Наконец она самостоятельно сделала глоток, и Рис поднес свое кровоточащее запястье ближе к ее губам. Он почувствовал облегчение, когда Меган приподняла руку и схватила его кисть, крепче прижав к своему рту.
— Меган. — Он шептал ее имя, гладил ее по щекам свободной рукой. — Пей, Меган. Сколько хочешь, — горячо сказал он. — Столько, сколько тебе нужно.
Меган приходила в себя. Казалось, она вслепую, на ощупь, поднимается из глубокого темного колодца. Она не помнила, как упала в него, не понимала, почему все так болит. Не видела ничего, кроме неясной тени с горящими красными глазами…
— Рис?
— Я здесь.
Она попыталась открыть глаза и повернуться на голос, но удушливая тьма тянула назад.
— Борись, Меган! Давай, любовь моя! Иди ко мне!
Она смутно слышала его голос. Рис. Если бы только найти его, если бы прикоснуться к нему, все было бы в порядке.
Прокладывая путь к любимому, Меган с трудом продиралась сквозь густую черноту. Постепенно, медленно-медленно, чернильная тьма начала рассеиваться и становилась все прозрачнее и невесомее — как и ее тело, которое, казалось, ничего не весит.
— Да, вот так. Меган, любимая, иди сюда. Я здесь, я жду тебя.
— Рис! — Она отчаянно пыталась дотянуться до него, и наконец яростным усилием воли открыла глаза. — Рис! — воскликнула она. — О, Рис, мне приснился страшный кошмар. Я пыталась проснуться, но не могла.
Он взял ее на руки и прошептал:
— Я знаю, любовь моя. — Он покрывал легкими поцелуями ее щеки, подбородок.
— Почему моя рука в гипсе? Зачем все эти бинты? Почему на мне больничная одежда?
— Ты не помнишь, что случилось?
— Нет, я… — Она уставилась на него, как будто видела впервые, а затем нахмурилась. — Ты как-то не так выглядишь. — Медленно повернув голову, Меган осмотрела комнату. — Все выглядит не так. — Она нахмурилась. — И пахнет по-другому.
— Меган…
— Что со мной произошло? Почему все такое чудное? Почему я чувствую себя как-то необычно?
— Так, давай постепенно. Тебя сбила машина. И ты почти месяц была в коме.
— В коме! — Меган очумело посмотрела на него, не веря своим ушам, и отрицательно помотала головой. — Да нет же, это всего лишь дурной сон.
— Тогда как ты объяснишь гипс и повязки?
— Я не знаю.
— Как я уже сказал, ты была в коме. Доктора не были уверены, что ты выздоровеешь. Они сказали, что скорее всего ты останешься в вегетативном состоянии на всю жизнь, а если и выздоровеешь, то не сможешь ходить.
Меган вопросительно посмотрела на Риса.
— Но если все настолько плохо, почему я не в больнице?
— Меган, а ну-ка пошевели пальчиками.
— Родители, должно быть, перепуганы до смерти. Боже, что они подумают?
— Они уже все знают. Последние несколько недель я провел вместе с ними в больнице.
— Да?
Рис кивнул.
— Когда они поняли, что у тебя нет шансов на выздоровление, я рассказал им, кто я такой на самом деле…
Глаза Меган округлились от удивления.
— Я не верю тебе!
— Я сказал им, что собираюсь забрать тебя из больницы и привезти сюда.
— И они согласились? — с недоверием спросила Меган.
— Меган, пошевели пальчиками.
Преувеличенно громко вздохнув, она вытянула ноги и пошевелила пальцами.
— Теперь ты счастлив?
Крик радости сорвался с губ Риса. Он прижал Меган к груди, вознося в душе благодарность небесам, и не сразу заметил, что та сопротивляется его объятиям.
— Ты меня обратил, да? — спросила Меган срывающимся голосом, внезапно вспомнив о Ширл и о том, как изменилась подруга после обращения. — Поэтому я чувствую себя так странно? Как ты мог пойти на это, даже не спросив меня? — Она оттолкнула его колено, встала и посмотрела на Риса сверху вниз. — Как ты мог? — резко повторила она, и ее голос звенел от злости и обиды. — Ты же обещал мне…
— Ты бы предпочла лежать в больнице без сознания?
— Нет, конечно, нет, но… — Меган оглядела комнату, вдруг поняв, что отчетливо различает детали интерьера, несмотря на то что свет выключен. Она ощущала запах нефти и бензина от проезжающего мимо грузовика, вонь мусора с улицы, аромат дождя в воздухе.
Может, она все же не вампир? Существует ведь масса историй о том, как люди выходили из комы со способностями, которых у них раньше не было.
Резко развернувшись, Меган пошла на балкон. Она не может быть вампиром, не хочет верить в это. Хотя зачем Рису врать?
— Вампир. — Она скривилась, произнося это слово. Так все-таки поэтому она чувствует себя так странно, так беспокойно? Поэтому-внутри такая пустота?
— Ты голодна, — сказал Рис, подойдя сзади. — Тебе нужно поесть.
Поесть? Она представила чизбургер и шоколадный солод… и осознала, что больше никогда не будет наслаждаться своей любимой едой. Теперь она вампир. Больше никаких луковых колечек. Никаких спагетти и фрикаделек. Горячего свежего хлеба прямо из пекарни. Лимонных меренг. Странно, но эти мысли не вызвали у нее желания отведать все то, что она когда-то так любила.
«Вампир». Мысленно она повторяла это слово снова и снова: «Вампир. Вампир…»
Она голодна, и она вампир.
