людей. Теперь время другое…
— Разные люди, все одинаково не смогут работать, — возразил Николай, свертывая вторую цигарку. — Увижу, тогда поверю и сам приду… Закури.
— Спасибо, в перерыв покурю, а сейчас — работа идет.
— Работа не волк, в лес не убежит, — пробовал пошутить Николай, но Григорий так посмотрел на него, что Уральцев осекся и, подымаясь, потянулся к электропиле.
34
Николай вышел из дома и осмотрелся. По тротуарам гуляли лесорубы с девушками, около клуба собралась в ожидании киносеанса толпа, и время от времени легкие порывы ветра доносили приглушенный хохот.
Николай направился туда.
В центре толпы в дорогом, но поношенном костюме стоял Константин Веселов — низенький, широкоплечий толстяк. Когда он смеется, его добродушное лицо, румяное, со множеством веснушек, становится розовым, и тогда он еще больше походит на колобок.
Издали, заметив Николая, Костя вдруг перестал смеяться и с самым серьезным видом заговорил:
— Все это, хлопцы, пустяки по сравнению с тем, как давал «рекорды» Уральцев. Работали мы как-то рядом. По два-три человека, словом, кому как вздумается. И Николай работал с напарником. Мы изо всей силушки тянем, а они с перекуром через час, а перекур-то полчаса. Мы до обеда-то кубика по три поставим, а они — не разберешь, потому как не укладывают в поленницы. А как перерыв и все уйдут на обед, они и начинают «рекорды» ставить. Валят лес на поленницы, уже принятые приемщиком: дрова разлетаются в разные стороны, а им того и надо. Свои соберут, как разделают хлысты, и в поленницы сложат, да туда же и те, что не отмечены контролером, потому что не отметишь же все! Придешь с перерыва, а у них уже пять- шесть кубиков стоит!
— Костя, а, помнится, что это ты с напарником так делал, когда в лесорубы пришел, — заметил кто-то из товарищей.
— На вот те, тоже скажет! — обиженно протянул Веселов. — Да я до этого и не додумался бы! Вот — спроси Николая, подтвердит.
— А я не знаю о чем речь, — ответил Уральцев не слышавший начала рассказа.
— Ну, вот, — развел руками Веселов и, увидев выходящих с первого сеанса лесорубов, заторопился. — Кто куда, а я в клуб. Ты идешь? Николай.
— Я смотрел эту картину.
Веселов вошел в зал и, заметив Русакову, подсел к ней.
— Что ты, девка, не весела, что ты носик свой повесила, — начал он с прибаутки. — Нету взаимного понимания в любви, или кто обидел?
— С чего ты взял? Так, что-то, настроения нету.
— Настроение, как день, — понимающе подмигнул Веселов, — улыбнется, опять тень. Одна, бедная, сидишь — вот тебе хмурь да тишь, а как милый придет, все разметет!
— Да ну тебя, будет болтать!
— Нет, ве-ерно… Да, видел Кольку. Звал в кино, не пошел, говорит, смотрел. А мне кажется, тебя ожидает. Вы помирились?
— А мы и не ссорились. Я правду сказала, ему не понравилось, вот и нос воротит…
Таня на минуту задумалась, сдвинув широкие брови, тряхнув косами.
— А ты, Тань, плюнь на него. Парня разве себе не найдешь? Сама-то гляди какая! Точь-в-точь как в песне:
— Эх, Костя, Костя, — вздохнула девушка и нахмурилась еще больше. — Лишь бы зубы скалить…
— Что ты, Танюша, я не смеюсь, — примирительно заговорил парень уже другим тоном и, чуть подумав, добавил: — Николай сейчас, как мыльный пузырь. Надулся, сам блестит-сверкает и доволен, что больно красивый. А натолкнется на махонькую соломинку, лопнет. Тогда поймет.
— Сомневаюсь, — покачала головой девушка, — гордый он.
— Ничего. Не надолго гордости-то хватит. Старого-то уж не будет!.. Я давеча рассказывал, как на принятые дрова лес валили. Было такое? Факт! А теперь? Захочешь обмануть, да бортом, потому что заготовленную древесину на складе принимают.
— Свои проделки вспоминаешь? — улыбнулась Таня.
— Было разок, не отказываюсь. Сдал тогда приемщику, отцу Павла Владимировича, да не выдержал. Сам ему и рассказал…
— А он?
— Вычеркнул все, что за день сделал. Это чтобы неповадно было.
Николай, не дождавшись Татьяны, все же решил пойти в кино. В перерыве между журналом и картиной, он увидел ее рядом с Веселовым, насупился и решил не подходить:
«Еще подумают, что мириться навязываюсь».
Выйдя после сеанса из клуба, он нарочно задержался у выхода, но Таня не заметила Николая.
— Костя, ты не занят? Проводи меня, — попросила она, — может, Колю встретим.
Николай разозлился.
«Подумаешь, какая краля, проводи ее!.. «Может, Колю встретим». Поди, уж пожаловалась на меня… — Таня и Костя не торопясь шли по тротуару. — Ушли… Ну и шут с ними!..»
Один из лесорубов насмешливо окликнул…
— Николай, что это Веселов увязался за твоей невестой?
Другой пояснил:
— Где ему теперь до нее, отстал парень. О ней вон в газетах пишут, снимки печатают…
«Ладно, — обозлился Николай, — вы обо мне еще услышите!»
35
Вечер распростерся над поселком…
Таня задумчиво шла едва заметной тропкой: знакомый ручеек — она легко перепрыгнула; бугорок, покрытый шиповником и малиной; лощина, поросшая осокой, и вскоре пушистая березка на берегу, обрывистом и высоком.
Девушка присела на траву у дерева и глянула вниз. Перед ней, шурша в берегах, мерцала река, вдали, на той стороне, вырисовывался зубчатой стеной лес; изредка у берегов плескалась рыба, и медленно расходились круги, теряясь в набегающей волне.
Еще совсем недавно, несколько дней назад, сидели они с Николаем под этой же березкой…
Так это было недавно и в то же время, кажется, так давно!
Она гордилась им, — он считался лучшим лесорубом, — и ей казалось, работай они вместе, он подымется еще выше.
Но все повернулось по-иному. Не помогла беседа с Верхутиным, не захотел он слушать и понять ее. В результате — поссорились. А статья Леснова в газете о ее предложении обострила их отношения, и
