писателей. Но построенное жилье зачастую доставалось не самым талантливым литераторам, а писательские организации порой направляли свои усилия в первую очередь на решение жилищных проблем писателей, угодных власти. В целом, жилищные условия литераторов в эти годы все же улучшались. Многие писатели смогли перебраться из коммуналок в отдельные квартиры, уменьшилось число тех, кто вовсе не имел собственного жилья. Однако до полного решения «квартирного вопроса» было еще далеко. Фактический размер предоставляемой писателям жилой площади и качество построенного жилья оставляли желать много лучшего.
Деятельность Союза писателей по улучшению жилищных условий своих членов далеко не всегда была эффективной, так как желания во многих случаях не соответствовали реальным возможностям этой организации. Количество подрядчиков было ограничено, в инстанциях, которые выдавали разрешения на строительство, царили неразбериха и волокита, постоянно возникали трудности с необходимыми стройматериалами. Пороки советской экономической системы не позволяли Союзу писателей, как заказчику, привлечь к ответу недобросовестные организации. Все подобные попытки заканчивались безрезультатно.
Часто писательские привилегии проявлялись двояким образом. С одной стороны, например, писатели имели доступ к привилегированному снабжению, с другой — это снабжение было организовано из рук вон плохо.
Большое физическое и эмоциональное напряжение, связанное с особенностями творческой деятельности, и давление внешних обстоятельств (нехватка средств, проблемные отношения с власть предержащими) крайне неблагоприятно сказывались на состоянии здоровья писателей. Отрицательное воздействие оказывали на него малоподвижный образ жизни, неправильный режим дня, злоупотребление курением и алкоголем. Не случайно многие из литераторов страдали хроническими заболеваниями и нуждались в медицинском и санаторно-курортном лечении. Надо сказать, что деятельность Союза писателей и Литфонда по оказанию медицинской помощи литераторам Москвы и Ленинграда была достаточно эффективной: им был обеспечен доступ к лечению довольно высокого уровня.
В довоенный период так и не были должным образом решены проблемы пенсионного обеспечения писателей: зачастую они получали крошечную пенсию, не имели денежного обеспечения в случаях потери трудоспособности. Но Литфонд, в первую очередь его юридический отдел, оказывал отдельным литераторам большую помощь в хлопотах по повышению персональных пенсий и пособий. Проблемой пенсионного обеспечения своих членов и их родственников активно занимался и Союз писателей, который постоянно ставил эти вопросы перед соответствующими инстанциями.
Важную роль в жизни и деятельности литераторов сыграло создание системы писательских домов творчества и отдыха. Но качество их строительства и оборудования, уровень комфорта далеко не всегда отвечали запросам писателей. Их требовательность и претензии объяснимы: на отдыхе они должны были иметь условия и для продолжения творческой работы. Становится понятным парадокс, когда, имея собственные незаполненные дома отдыха, Литфонд вынужден был приобретать путевки у других организаций. К тому же, несмотря на существование скидок и льгот, писатели считали путевки слишком дорогими. Уровень обслуживания в домах отдыха и санаториях не всегда был на высоте даже по меркам того времени. При желании любой литератор Москвы и Ленинграда мог получить путевку в дом отдыха или санаторий, но при этом право выбора лучшего из них или комфортабельного номера имел только узкий круг избранных.
Безусловным признаком принадлежности к привилегированному слою в те годы являлось наличие дачи. У части литераторов они появились. В дачном поселке Переделкино, так же как и в домах отдыха, предназначенных для них, писатели ценили не только материально-бытовые условия, но и царившую в них атмосферу, наличие особого круга общения. К тому же компактное проживание представителей одного социального слоя давало возможность почувствовать некую элитарность, принадлежность к избранной группе людей.
Организацией досуга писателей занимался ДСП. Но литераторы не слишком активно использовали возможности, которые предоставляло это учреждение. Мероприятия, проходившие там, не всегда были интересны и хорошо организованы. Охотнее посещались развлекательные мероприятия — вечера отдыха и кинопоказы, особой популярностью пользовался ресторан Дома писателей.
В организации повседневной жизни литераторов большую роль играли их жены. Они пытались улучшить условия быта и творчества писателей как в рамках ведения домашнего хозяйства и оказания помощи супругам в редактировании и перепечатке их произведений, так и с помощью движения общественниц. Значение «домашней» деятельности жен писателей очевидно, оно признавалось и самими литераторами. Но по ряду причин их общественная активность не нашла большой поддержки в писательской среде. На письма общественниц обратили внимание лишь тогда, когда их герои стали обвиняться в политических грешках. Да и сами женщины мотивировали свое стремление разобраться в личной жизни писателей политическими аргументами. «…У всех этих „личных“ дел, — писали они, — имеется и политический привкус. Киршон черпал свои „сокровища духа“ у Ягоды (в виде сухого пайка) и у Авербаха. У пьяного Гарри бушевал враг народа Павел Васильев.
Одно неразрывно связано с другим. „Личные“ дела этого порядка нуждаются в пристальном общественном и политическом внимании. Общественность должна зорко следить за „нравами“ подобного рода и оздоровлять их»[462].
Результаты известны. В. Киршон пострадал за связь с Г. Ягодой. П. Васильев (вместе с членами литературной группы «Сибиряки» Н. Ановым, Е. Забелиным, С. Марковым, П. Мартыновым и П. Черноморцевым) в 1932 году обвинялся по делу «Сибирской бригады» и, хотя через несколько месяцев был освобожден за отсутствием состава преступления, в дальнейшем ему все припомнили. И. Шухову инкриминировали связь с правотроцкистской группой.
Важнейшей составляющей нравственного облика писателей явилось их отношение к материальным и бытовым вопросам. Кто-то считал налаженный быт непременным условием для творчества, другие не обращали на него внимание. Вот что вспоминала Н. Мандельштам о взглядах мужа на эту проблему: «Он не признавал жалоб на внешние обстоятельства — неустроенный быт, квартиру, недостаток денег, — которые мешают работать. По его глубокому убеждению, ничто не может помешать художнику сделать то, что он должен, и обратно — благополучие не служит стимулом к работе…
Проклятие квартире — не проповедь бездомности, а ужас перед той платой, которую за нее требовали. Даром у нас ничего не давали — ни дач, ни квартир, ни денег…»[463]
Некоторые писатели считали унизительным хлопотать о каких-либо материальных благах. Среди таких был Н. Островский. Его близкий друг Н. Новиков писал в 1933 году: «Твое отношение к бытовым вопросам просто нетерпимо и граничит с помешательством на принципах»[464].
Очень часто материальное и бытовое благополучие литератора зависело от близости к какому-либо высшему чиновнику. Так, Н. Мандельштам признавалась: «Всеми просветами в жизни О. М. обязан Бухарину… Путешествие в Армению, квартира, пайки, договора на последующие издания, не осуществленные, но хотя бы оплаченные, что очень существенно, так как О. М. брали измором, не допуская ни к какой работе, все это дело рук Бухарина. Его последний дар — переезд из Чердыни в Воронеж»[465].
К концу рассматриваемого периода отношение основной массы литераторов к условиям жизни и материальным благам стало меняться. Аскетизм перестал быть модным. Современница вспоминала вечер в Клубе писателей в начале 1938 года: «Спускаемся в царство шуб енотовых, обезьяньих, оленьих, на рыбьем меху, бесконечные ботики и кашне, кашне и ботики.
Ольга Ивановна (жена писателя Л. Соболева. —
— Мама мне сказала, что эту слезку можно надеть — никто не подумает в наше время, что это настоящий камень, — говорит она мне мельком.
Странно, думаю я, законспирированный бриллиант? Зачем?..
Встречи наши окрашены конституцией, выборами в Советы. Волна заседаний охватила и писательский дом, и дом композиторов… В правлении Союза писателей и писательского дома появились
