Информбюро для того, чтобы выехать из Москвы вместе с этой организацией, затем последовала такая же директива от А. Щербакова. Но он не уехал из города и дал персональное обязательство А. Микояну и Н. Швернику выехать после того, как он получит указание от Комиссии по эвакуации. По объяснению А. Фадеева, он выехал под утро 16 октября, после того как все порученные ему писатели и члены их семей были отправлены (всего 271 чел.). Перед отъездом А. Фадеев дал необходимые указания своему заместителю В. Кирпотину, который их не выполнил и уехал один, не заглянув в ССП, что подхлестнуло панические настроения.
Слухи и пересуды, свойственные писательской среде, в экстремальной ситуации только усилились. А это нередко порождало неприятные недоразумения. Так, в августе 1941 года был исключен из Союза писателей П. Нилин. Причиной исключения стало то, что литератор самовольно покинул Москву и уехал в Ташкент. А. Афиногенов и А. Первенцев сообщили руководящим работникам писательской организации о том, что П. Нилин уехал якобы потому, что «убедился в явном превосходстве немецкой авиации».
Сам писатель выдвинул другую версию событий. С первого дня войны он был на фронте военным корреспондентом «Правды», а затем был вызван редакцией в Москву. Ему было предложено написать сценарий о войне. В это время группа, которой поручили снимать сценарий, уезжала в Ташкент. Литератору предложили отправиться с ними, чтобы в пути продолжать работу над произведением. Он воспользовался этим предложением и даже увез в эвакуацию семью, но затем сразу же вернулся в Москву. Свой рассказ литератор подтвердил документами — командировочным удостоверением кинокомитета, документами из «Правды», отзывом фронтовых товарищей о его работе и поведении на войне. В своем письме в Союз писателей П. Нилин просил разобраться в деле и восстановить его в рядах организации[481].
По законам тех лет, несмотря на эвакуацию, люди должны были платить за свое покинутое жилье, иначе они рисковали его потерять. Помимо возникавших в связи с этим материальных трудностей, была еще одна проблема — нехватка информации о правилах оплаты жилья. Это заставило Правление ССП письменно обратиться непосредственно в Моссовет с просьбой выслать разъяснения по этому поводу[482].
Во время войны штат сотрудников Правления писательской организации был сокращен и реорганизован. В соответствии с приказом № 1 по Правлению от 26 октября 1941 года секретарь Президиума Союза писателей получил оклад в размере 1000 рублей, заместитель секретаря — 900, а заместитель председателя иностранной комиссии — 1200[483] . Дополнением № 1–6 к приказу от 26 ноября 1941 года уполномоченному Правления в Чистополе, куда была эвакуирована значительная часть литераторов и их семей, устанавливался оклад в 750 рублей, оргсекретарю — 750. Столько же выплачивалось уполномоченным Правления в Свердловске и Ташкенте[484]. Для сравнения укажем: зарплата начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в 1940 году составляла примерно 2250 рублей в месяц[485]. В то же время, например, музейный сотрудник в Чистополе зарабатывал 450 рублей[486].
3 января 1942 года при московском Бюро Правления ССП была организована военная комиссия, которую возглавил А. Карцев. В функции комиссии входили учет писателей-фронтовиков, отслеживание их творческой работы, связь с издательствами и редакциями для помощи в опубликовании произведений литераторов на военные темы, а также руководство Бюро пропаганды [487].
Недовольство деятельностью руководства писательской организации высказывалось не только в период проведения эвакуации. Даже А. Толстой, которому всегда была свойственна лояльность к всякого рода властям, 14 декабря 1941 года пришел в ЦК КП(б) Узбекистана и от имени всех московских писателей, находившихся в Ташкенте в эвакуации, заявил, «что Фадеев и его помощники растерялись, потеряли всякую связь с писателями, судьбой их не интересуются и занимаются главным образом устройством своих личных дел в г. Чистополе»[488]. Дело дошло до того, что группа писателей на своем собрании постановила объявить выдачу мандатов на руководство писателями, произведенную А. Фадеевым, незаконной. Было составлено письмо в ЦК ВКП(б), где содержались прямые намеки на необходимость отстранения А. Фадеева от руководства Союзом писателей.
Вряд ли в то время центральные органы ССП имели возможность эффективно руководить работой региональных объединений. Чаще они оказывали индивидуальную помощь литераторам, по тем или иным причинам попадавшим в поле зрения руководящих работников писательской организации. Например, особую заботу проявлял А. Фадеев о народной сказительнице М. Крюковой. 2 августа 1942 года он направил телеграмму об условиях ее жизни в архангельский обком ВКП(б). В ответ на нее ответственный работник обкома сообщил, что был принят ряд мер по улучшению снабжения сказительницы. Колхоз выделял ей молоко, рыбу, заготавливал дрова на зиму, архангельское отделение Союза писателей выписывало для нее газеты «Правда», «Известия», «Литература и искусство», а также выделяло бумагу и конверты. Облздравотделу было дано указание о систематическом наблюдении за ее здоровьем. Но М. Крюкова нуждалась в литературно грамотном работнике, которого на месте найти было невозможно, поэтому секретарь архангельского обкома Калачев просил Правление ССП установить связь с находящейся в Ленинграде фольклористкой Морозовой-Бородиной, с которой сказительница работала ранее, и направить ее для продолжения их совместного творчества[489].
В 1944 году уполномоченный архангельского отделения Союза писателей Чирков и члены местного Президиума Беляев и Миронов обратились к председателю ССП Н. Тихонову, заведующему Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) А. Александрову с жалобой на руководство писательской организации и центральную печать. Они жаловались на плохие материально-бытовые условия писателей-северян, многие из которых часто выезжали на фронт и жили в тяжелых климатических условиях. Из всех писателей архангельского объединения по приказу Наркомторга № 308д6 специальным снабжением обеспечивались только Ю. Герман и М. Крюкова, да и то благодаря персональной телеграмме А. Фадеева и деловым связям с Комитетом по делам искусств. Другие писатели Севера не снабжались промтоварами и дровами[490].
Работу Союза советских писателей критиковали и в Москве. Так, на Пленуме Правления ССП, состоявшемся 5–9 февраля 1944 года, Б. Горбатов говорил: «…Президиум союза превратился в бюро по распределению продовольственных карточек и промтоварных ордеров».[491]
Безусловно, Союз писателей увяз в текучке, решая множество «мелких» вопросов повседневной жизни писателей. Но зачастую без решения таких вопросов литераторы просто не могли заниматься своей творческой работой. В январе 1944 года писательская организация ходатайствовала об освобождении от привлечения к трудовым работам жены К. Паустовского В. Навалишиной. Мотивировалось это тем, что в тот период писатель активно трудился над оборонной повестью, пьесой для Камерного театра и над рядом рассказов для центральных газет и журналов, а также для иностранной прессы. Без помощи жены, которая была его многолетним литературным секретарем, работа могла бы застопориться. Кроме того, К. Паустовский страдал сердечной астмой и нуждался в постоянном наблюдении и уходе, чем также занималась его жена[492].
Анализируя почту, поступавшую в Союз писателей, видно, что во время войны появились специфические просьбы: помочь эвакуироваться, а затем и реэвакуироваться, установить чье-либо местонахождение. Тогда же появляются ходатайства о выдаче пропусков в крупные города. Причины указывались разные: кому-то нужно было ехать в творческую командировку для окончания работы над произведением или для постановки пьесы, кто-то хотел повидаться со своими родственниками, забрать вещи, необходимые в эвакуации, или же выселить посторонних жильцов из своей квартиры. После войны подобные просьбы также встречаются, хотя и значительно реже. Связано это было с тем, что не все еще вернулись из эвакуации.
Организация работы Правления ССП в те годы носила особые черты военного времени. В помещении Союза писателей было организовано круглосуточное дежурство. Дежурили писатели, как правило, по 12 часов: следили за затемнением помещений, получали распоряжения от военных и гражданских властей и принимали меры к их выполнению. Более 90 процентов обращавшихся к дежурным пытались выяснить телефон или адрес того или иного писателя. Исходили подобные просьбы из различных
