показатели неуклонно ухудшались. Например, среднегодовые темпы роста национального дохода упали с
Хотя в 1974–1975 годах наблюдалось кризисное ухудшение экономических показателей, тем не менее десятилетие 19711979 годов можно при поверхностном взгляде рассматривать как сравнительно благоприятное. Однако в это время медленно, но неуклонно накапливались скрытые, по сути катастрофические процессы. В эти годы страна обогнала США по многим важным натуральным показателям, что примитивному хозяйственному мышлению, ориентированному на натуральные показатели, казалось победой. Между тем за этим скрывалось накопление разрушительной дезорганизации, снижение способности общества как субъекта воспроизводить это невиданное в истории хозяйственное чудовище. Только за две последних пятилетки шестого этапа сельское хозяйство поглотило около 600 млрд. руб. государственных инвестиций, дав нулевой прирост чистой продукции. Один этот факт сам по себе — приговор «социалистической» колхозно–совхозной системе, он свидетельствовал о внутренней неразрешимости проблем ее развития, о неспособности общества преодолеть груз унаследованных отсталых форм труда, выработать культурные принципы, способные стать основой качественного прогресса воспроизводства.
Хозяйственное развитие на доэкономической основе непрерывно приводило к росту расточительных издержек производства, сдерживаемому чисто административными методами. Это требовало неуклонного перераспределения ресурсов в пользу расточительного производителя, который, пользуясь своей монополией на дефицит, постоянно стремился переложить издержки на потребителя. Общий уровень цен на товары и услуги в 1971–1983 годах вырос не менее чем на 43%, т. е. примерно на 3% в год.
С 1979 года начало падать производство стали, угля, чугуна. Неэффективное натуральное хозяйство требовало возрастающих вложений. Уменьшилось производство мяса, молока, масла. Непрерывно ухудшались и другие показатели: росла материалоемкость и энергоемкость продукции, непрерывно создавались рабочие места, не обеспеченные рабочими, и т. д. В верхах началась глухая борьба, связанная с необходимостью изменений в структуре хозяйства [12].
Дальнейшая деградация хозяйства была, однако, сильно заторможена хлынувшими в страну нефтедолларами. За вычетом этих доходов, а также доходов от продажи алкоголя общество не имело бы роста национального дохода, а в конце этапа имело бы место его сокращение.
Складывается впечатление, что хозяйственные показатели на этом этапе мало зависели от хозяйственной политики. Можно предположить, что мероприятия правительства в лучшем случае тормозили ухудшение хозяйственных показателей. Из этого следует, что в основе хозяйственного развития лежали механизмы, которые были неподвластны высшей власти и неизвестны советской науке.
Дезорганизация механизма ценообразования
В 1965 году произошло важное событие, значение которого тогда было трудно осознать: появились первые бюджетные дотации государства на потребительские цены, которые составили 3,6 млрд. руб. Государство, опираясь на административную власть, на концентрацию в своих руках монополии на дефицит, сохраняло в зависимости от себя все общество. Этот порядок мог более или менее эффективно функционировать при отсутствии всякой иной значимой системы циркуляции ресурсов, которая могла бы ослабить монополию на дефицит государства и тем самым ослабила бы зависимость от него определенных элементов общества или даже общества в целом. Псевдосинкретическое государство предотвращало эту нежелательную для него опасность прежде всего тем, что поддерживало господство натуральных отношений, держало денежную систему, финансы в качестве второстепенного ограничителя растранжиривания ресурсов. Установленный государством порядок позволял сбалансировать доходы граждан с получаемыми натуральными продуктами, используя различные способы нормирования отпуска потребительских товаров, в первую очередь продовольствия, начиная от системы карточек до ограничения отпуска продуктов в одни руки. Запрет на независимую торговлю, которая всегда рассматривалась как спекуляция, позволял худо–бедно поддерживать этот порядок. Потребитель в этой системе мог потреблять столько, сколько государство считало нужным и возможным ему выделить. При этом государство могло руководствоваться разными соображениями, поддерживая одни группы и обрекая на прозябание и вымирание другие. Основная суть системы от этого не менялась, поскольку затраты на рядового потребителя выступали только лишь как одна из форм издержек производства, которую было снижать легче, чем другие.
Но подобная система могла еще как то функционировать в условиях первого полупериода, когда определяющая инверсионная волна, хотя и не без колебаний, шла от соборности к авторитаризму, к тоталитаризму, когда издержки на значительную часть населения можно было еще снижать, отправляя людей в лагеря или опираясь на державшийся еще энтузиазм сторонников уравнительности. Однако положение стало меняться, когда инверсионная волна, совершая определенные колебания, повернула назад. Усилились нажим снизу, давление потребителя, направленное на увеличение его доли среди других издержек производства. Это сопровождалось активизацией поисков иных, независимых от государства, источников потребления. В этом же направлении действовали распространявшиеся в обществе идеи развитого утилитаризма, которые позволяли рассматривать реальные и потенциально возможные доходы как функции от результатов труда. Следовательно, необходимо было установление зависимости дохода от личного или коллективного трудового вклада. Давление массового потребителя стало препятствием для попыток государства повышать цены на потребительские товары в соответствии с ростом издержек производства. Таким образом, государство, с одной стороны, не имея соответствующих рычагов для снижения издержек производства, вынуждено было устанавливать цены, их компенсирующие. Но, с другой стороны, оно вынуждено было устанавливать розничные цены, отвечающие в минимальной степени сложившимся доходам и определенному нажиму снизу. Эти два взаимоисключающих, взаимодезорганизующих, взаиморазрушающих требования привели к попытке государства вполне в духе псевдосинкретизма попытаться удовлетворить и то, и другое, вводя дотацию из бюджета, покрывающую эту разницу.
Следует притом отметить, что в первом глобальном полупериоде советской системы сложился огромный разрыв между низкими закупочными ценами на продукцию сельского хозяйства и розничными ценами на нее. Первые составили от вторых 15—10% и менее. Разница поступала в распоряжение высшей власти. Однако во втором глобальном полупериоде нарастающие силы локализма все менее могли мириться с этим бесцеремонным ограблением, так как они не могли воспроизводить свою собственную жизнь [13]. Происходила мощная перекачка ресурсов из сельского хозяйства. «Так, за проданный государству центнер зерна в 1953 г. труженики села могли купить в 15—20 раз меньше промышленных изделий, чем в 1928 г.» [14]. Теперь инверсионный маятник качнулся в противоположную сторону. С 1953 года закупочные цены на зерно повышались 9 раз, на картофель и овощи — 11, скот и птицу — 12, молоко и молочную продукцию — 9 раз. Общий уровень закупочных цен с 1955 года повысился в 4,6 раза. Власть под давлением локальных сил повышала закупочные цены, т. е. шла навстречу производителю, и одновременно под давлением массового потребителя не повышала розничные цены.
