Россия: критика исторического опыта. Том1

обусловливало их поражение. В этом, казалось бы, было явное преимущество России, так как здесь выявлялась неспособность архаичных сил затормозить поступательное развитие, остановить развитие новых ценностей, что открывало путь прогрессивному развитию, просвещению, модернизации. Но одновременно и элита не могла подчинить народ новым ценностям, не могла обеспечить поступательное развитие либерального типа. Эта обоюдная неспособность усиливала раскол, приводила к росту взаимного отчуждения и страха, ненависти почвы к элитарным слоям. В результате накапливался взрывоопасный материал, что с неизбежностью приводило к периодическим разрушениям государственности.

Специфика России заключается прежде всего в том, что она пытается приспособиться к переходному состоянию, закрепиться в нем, в крайней болезненности этого процесса. Специфика России в том, что раскол, будучи результатом неспособности завершить этот переход, стимулирует, создает, формирует специфическую систему неорганических явлений (например, беспочвенность интеллигенции, хромающие решения и т. д.). Это позволяет рассматривать Россию как некоторый особый неорганический цивилизационный тип. Ее исторический опыт может служить основой для изучения опасностей перехода от традиционной к либеральной цивилизации, пролить свет на определенные процессы, протекающие и в других странах.

Опыт истории России

В рукописи 1981 года мною был зафиксирован следующий вывод: «Первый модифицированный инверсионный цикл, который можно назвать также первым глобальным периодом, состоял из семи этапов. Второй инверсионный цикл прошел пять полных этапов, аналогичных соответствующим этапам первого периода.

Сопоставление двух глобальных периодов позволяет говорить о некоторых важных закономерностях истории России. Последовательно сменяют друг друга нечетные идеалы в обоих глобальных периодах (первый, третий, пятый, а в первом глобальном периоде — и седьмой), ориентированные на народную Правду, на ценности земли. Они несли в себе опасность победы локальных принципов, победы анархической воли над целым, опасность того, что общество, по словам Г. Федотова, будет «сожжено». Неконструктивность этого движения приводила в конечном итоге к инверсионной смене ценностей, к идеалам Правды большака, первого лица в государстве (второй, четвертый и шестой идеалы). Этот тип идеала, однако, также оказывался в конечном итоге неконструктивным, так как перекрывал все источники творчества, «замораживал» все живое тело страны. Модифицированные инверсионные циклы, оба глобальных периода делятся на два полупериода. Граница их находится в середине четвертого этапа, в момент апогея крайнего авторитаризма и начала его упадка. Первый полупериод связан с колебательным движением от соборного идеала к авторитарному, история второго — колебательное движение в противоположном направлении и представляется в известном смысле зеркальным отражением первого. Многое в нем приобретает противоположную направленность. В первом полупериоде общество двигалось от разочарования в хаосе народной Правды, от разочарования народа в собственных силах к крайнему авторитаризму. Преобладающее настроение, хотя и не без колебаний, тяготело к вере в «Моисеев жезл» власти. Во втором полупериоде общество двигалось от 'разочарования в деятельности власти к локальным ценностям народной Правды. Власть в этих условиях вела скорее оборонительную, чем наступательную политику. В обоих полупериодах основная линия развития страны не выступала в явном виде из–за существования промежуточных вялых инверсий…

Сходство между двумя модифицированными циклами можно признать значительным, доходящим подчас до второстепенных деталей. В сущности, второй (модифицированный) инверсионный цикл стал новым этапом, проявлением этого противоборства двух типов цивилизации, ведущих борьбу в рамках единого тела России…

Само совпадение последовательности смены этапов, смены нравственных идеалов — свидетельство всеобъемлющей власти над советским обществом, как и над ему предшествующим, сил исторической инерции. В этом смысле советское общество, окутанное густым туманом мифологии, из влекло крайне ограниченные уроки из прошлого России. Оно не смогло пока выйти из–под власти древней необходимости, преодолеть ее творческими усилиями миллионов. Власть сил исторической инерции над обществом говорит о том, что псевдосинкретизм в своих скитаниях заключен в определенные рамки, т. е. существует вполне определенное конечное количество его вариантов, которые могут в России занять господствующее положение. Эта конечность есть неизбежный результат циклического развития мозаичного идеала» [3].

Теперь (написано в 1992 году) к этому обобщению можно добавить, что наше общество прошло также шестой и седьмой этапы, так что окончился второй модифицированный инверсионный цикл. История не остановилась на этом, перенося с собой старые проблемы и выдвигая новые. Прошедшие циклы позволяют сформулировать некоторые обобщающие идеи, в частности касающиеся специфики второго периода. В истории России в ответ на нарушения уравнительности не происходило, как, например, в истории Китая, победоносных крестьянских восстаний, которые восстанавливали архаичную государственность на основе уравнительности. Можно сказать, что в России имела место задержка в разгроме государства, переставшего охранять уравнительность. Это произошло в 1917 году, но в существенно особых условиях, т. е. тогда, когда в обществе уже распространился массовый утилитаризм. Умеренный утилитаризм также получил определенное распространение. Где–то на шестом этапе появилось ходячее выражение, невозможное для традиционализма: «Это ваши заботы», резко отделяющее, противопоставляющее интересы и ценности разных суверенных личностей. В результате роста возмущения против нарушения уравнительности возникла система, не предвиденная ни одной из участвующих в перевороте социальных сил. Это было общество промежуточной цивилизации, возникшей в результате глубокого раскола. Слабость этого общества заключалась в том, что оно не имело под собой прочного культурного основания. («Кто ваши учителя? Любой от вас шарахнется», — говорит один из героев Ю. Домбровского [4].)

Промежуточность этого общества заключалась не только в том, что оно было переходным между двумя типами суперцивилизации, но и в том, что оно постоянно пыталось приспособиться к этой промежуточности, создавая патологические формы отношений, закреплявшие эту промежуточность. Древний синкретизм разрушал государственность, а культура, связанная с ростом и развитием, имела слабую одностороннюю поддержку. Общество оказалось без ориентиров, без достаточной способности понять себя, собственные слабости, нащупать свою ограниченность, свою изнанку. Это делало сложившуюся систему не только уязвимой для критики со всех сторон, но и чем–то противоестественным в глазах собственных сторонников. Последние утешались тем, что ее минусы — временное явление, болезнь роста. Новая система возникла как реакция на разнообразие, на диалог, как взрыв против «кадетов» и власти, которая была неспособна подавить либерализм. Отсюда стремление нового общества создать иллюзию абсолютного единства, воплотить единую и единственную Правду, не знающую либерального плюрализма.

Подавление разнообразия привело к иной, не менее грозной опасности. Разрушение наиболее творческих форм деятельности в культуре, в экономике, в политической жизни, снижение их до повсеместного торжества серого творчества лишило общество разума, красоты, веры, духовной силы. Тем самым общество снижало способность принимать удовлетворительные решения, лишало себя возможности ориентироваться во все более сложном мире. Между тем сами задачи, которые необходимо было решать, делались с каждым днем все более трудными. Положение России как застрявшего общества между двумя основными суперцивилизациями оказалось крайне опасным, так как оно привело к таким сочетаниям элементов мозаики псевдосинкретизма, которые могли оказаться неспособными обеспечить минимальный уровень самопознания, понимания мира и своего места в нем, а следовательно, неспособности обеспечить основу для борьбы со стихийными разрушительными процессами.

Переворот 1917 года не разрешил главной проблемы — он не ликвидировал раскол, не уничтожил разрыв между локальными ценностями и государственностью, между