люди старательно смотрели за скотом, овцы размножались, в табуне появилось и росло здоровое потомство. Осенью мы вышли на облаву, и я был рад, что в седла сели вместе с женщинами и девушками около пятисот человек. Мы тогда добыли много мяса и пушнины. Меха наши женщины хорошо выделали, а несколько стариков в ту же зиму поехали на Хэрлэн и удачно поменяли их у тамошних монголов на сабли, наконечники стрел и копий, привезли недостающие котлы и треноги для очагов. Кроме всего этого, старики привезли и новости, которые меня сильно огорчили. Они поведали нам о смерти отравленного татарами Есугея-батора, о развале куреня и войска новых борджигинов и неблаговидной роли в этом тайджиутов и зурхэтэнов. Я, очень сильно встревоженный судьбой своего анды, хотел подробнее узнать о нем, но старики больше сказанного ничего толком не знали. Лишь подслеповатый помощник шамана прошамкал беззубым ртом, что в степи Приононья ходит слух будто бы обе вдовы Есугея батора с его детьми после большой ссоры с родственниками укочевали в неизвестном направлении. Горько и досадно было мне за бедственное положение Темуджина, хотелось броситься на поиски айла Есугея, но в своем теперешнем состоянии я ничем ему помочь не смог бы. Ничего не оставалось, как усиленно готовиться к возложенному на меня и тридцать моих подрастающих нукеров необычному и дерзкому делу.

Прошло два трудных года, за это время мое поколение заметно подросло, мои нукеры стали похожи на воинов, выросли и девушки рода. Наши табуны и стада значительно увеличились, и пастбищ в семиозерье стало не хватать. Наш род в начале лета решил покинуть благодатное кочевье и идти на Онон, на свои исконные места. Хорхоног-шибир, на наше счастье, был все еще никем не занят, и мы на лето стали на старом месте. Как только поставили курень и хорошо огляделись, шаман Хаптаран в сопровождении помощников пришел в мою юрту. Наши стареющие матери сразу поняли в чем дело и, едва сдерживая слезы, покинули под благовидным предлогом жилище.

— Джамуха и Тайчар, вот и пришло ваше время, — сказал шаман. Один из вас с нукерами уйдет к мэргэдам, другой возглавит наш род.

На следующее утро я и мои тридцать нукеров поехали по реке Кыра на северо-восток в мэргэдские кочевья. Прощание было недолгим. В первый день пути я незаметно наблюдал за нукерами и был рад тому, что не заметил ни слез расставания, ни растерянности и страха перед будущим. Мне было четырнадцать полных лет, среди нукеров только трое были на год-два старше меня, остальным было около тринадцати. За прошедшие годы мы все очень хорошо узнали друг друга, установленный среди нас порядок был еще строже, чем в обычном монгольском отряде, — все знали, на что решились и что поражение будет не только нашей гибелью, а падением в бездну всего рода. Мы были научены многому, что было известно нашим старикам о воинском деле, и хорошо усвоили, что наша сила только в единстве, что лучше погибнуть самому, нежели подвести всех.

Мы не знали точного расположения мэргэдских кочевий. Старики дали напутствие добраться до семиозерок на Сухэ, до наших старых кочевий, потом двигаться по этой реке все время вниз и там, где-то возле ее устья, узнать место, где стоит курень Тогтохо. Путь предполагался длинный и окружной, но иной при нашей неопытности был недоступен. В конце второй летней луны наша дружина, за время похода еще более спаянная, вышла в долину Селенги, и там у мэргэдских пастухов нам удалось разузнать, что удуиты Тогтохо кочуют в устье реки Хелго. Про других мэргэдов мы их не расспрашивали, и нам никто, вероятно, не сказал бы. Но я предполагал, что курень Дайр-Усуна до осени простоит в Талхан-арале у слияния Селенги и Орхона и уйдет оттуда после сбора урожая проса на зимники, а курень Хатая-Дармалы стоит недалеко от Селенги в Бура-хэрэ.

Дальние караулы удуит-мэргэдов остановили наш отряд на перевале междуречья Сухэ и Хелго, долго нас расспрашивали. Наконец сотник решил оставить мою дружину под присмотром караула на перевале, а меня одного с десятком своих воинов отправил на Хелго к самому Тогтохо.

Река Хелго слева была зажата крутыми, заросшими густым сосновым лесом сопками, а правый берег представлял собой открытое пространство, которое постепенно превращалось в обширную холмистую степь, широкие просторы которой были защищены с юга и севера горными хребтами. В устье небольшой, но полноводной степной речки, впадающей в Хелго справа был устроен перевоз. Сопровождавшие нас воины велели мне вьюки коней уложить на огромный плот, на него же они и сложили оружие и одежду, а сами голыми переплыли вместе с боевыми и заводными конями на противоположный берег. Плот с нашим имуществом перевозчики перетянули сами и причалили к низкому песчаному берегу. От реки меня повели к синевшему на севере скалистому хребту. Десятник сопровождавшего караула мне похвастался, что это летнее кочевье удуитов надежно защищено Селенгой, Сухэ и Хелго, а также двумя протяженными и высокими хребтами. «Единственное открытое место есть на востоке, — сказал он. — Но там мы держим усиленные караулы».

Вскоре мы доскакали до подножия северных гор, и там среди зелени и цветов нетронутых пастбищ показались юрты куреня. К моему удивлению, он был слишком мал и состоял из девятнадцати юрт, самая большая из которых и ослепительно белая под лучами полуденного солнца, стояла ровно посередине.

— У такого большого нойона курень-то маловат, — невольно высказался я.

— Здесь не Онон и не Хэрлэн, где вам отовсюду мерещатся враги, — весело и довольно сказал десятник удуитов и подмигнул мне. — Тут Баргуджин-Тукум, — опасность может быть только с вашей — монгольской стороны. Поэтому наш народ не теснится всем скопом в одном стойбище, не ограждается телегами, а живет широко и вольно по всей этой благословенной степи.

Я слышал, что мэргэдские кочевья расположены на окраине монгольских, что мэргэды, в случае большой беды, всегда скрываются, убегая вниз по Селенге, в неведомых северных краях, но воочию представил себе это только сейчас и понял живучесть этого народа, земли которого охраняются самой природой, и ею же созданы для них надежные убежища.

На краю куреня мы оставили коней у столбовых коновязей, все оружие приторочили к седлам и вдвоем с десятником пошли в юрту нойона Тогтохо. Глава удуит мэргэдов, по всей вероятности, вставал не рано и, похоже, был в благодушном настроении.

— Ну, здравствуй, маленький нойон задаранов Джамуха, сын беспечного Хара-Хатагана и внук мудрого Бурибулцэру, — свысока, чуть насмехаясь, поприветствовал он меня. — Уж не прибыл ли ты потребовать с меня ответа за разгром твоих родичей?

— Судьба каждого рода и племени всецело в ведении Вечного Синего Неба, — сдержанно, боясь выдать всю накопившуюся в душе ненависть к этому, ничем не примечательному сорокалетнему человеку, сказал я. — А прибыл я к тебе с горсткой своих нукеров просить покровительства от ненавистных нам монголов, которые после падения нашего рода все время норовят сделать нас своими боголами, хотят, чтобы мы пасли их скот и были стражами их порогов. Прими нас, высокий нойон, как сыновей, поручай любые дела, мы все исполним и будем верными тебе, как твои сыновья, будем отныне величать нашим отцом.

Тогтохо широко открыл глаза и удивленно приподнял мохнатые брови. Потом переглянулся с сидящими тут же в хойморе людьми.

— И ты готов переступить через кровь своего деда, своего отца и других родственников, забыть обиды?!

— Если тэнгриям было угодно твоей рукой превратить в пыль наш род, им виднее. И если мы остались живы, бездомные и безродные скитаемся по великой степи, а от монголов к нам только презрение и неволя, куда же нам идти, к какой высокой горе прислониться? Нет на земле никакого народа, который приютил бы нас. Ты угнал людей задаранов, забрал скот и имущество, теперь прими же и нас. Чем бродить, словно стая волков, и отовсюду ожидать только травлю, мы лучше послужим честью тебе и будем жить, не боясь монголов, под твоей рукой.

Тогтохо опять переглянулся со своими людьми, задумчиво, то и дело оглядывая меня, помолчал.

— Десятник, отведи его в черную юрту, пусть покормят. А мы подумаем над его словами и, когда решим, что делать с ним и его горсткой воинов, позовем и скажем, — несколько озадаченно проговорил он и махнул в сторону выхода.

Я мельком окинул всех сидящих в хойморе людей настороженным взглядом и вышел, понимая, что сейчас в юрте нойона удуит мэргэдов решится не только судьба моих воинов и моя, но и будущее всего рода задаранов.

Ожидание затянулось. Несмотря на свое положение я много и охотно поел из рук каких-то трех

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату