расторопных девушек, которых даже не запомнил, и сел в тени этой юрты с тоской поглядывая на широкую степь, на зеленые холмы, на скот и овец, пригнанных на водопой к речке, и всей грудью вдыхал все запахи чужого стойбища. Едва уняв гулкие удары сердца, я спросил у торчащего возле меня десятника:
— Нойон, скажи, кто такие, кроме главы удуит мэргэдов, сидят в его жилище?
— В юрте-то… — лениво позевывая, заговорил десятник. — Там сидят Дайр Усун и Хатай Дармала, близкие родственники Тогтохо нойона и главы наших родов. Вот решат они сейчас казнить тебя или отправят в горы на строительство крепости тесать и носить камни вместе с твоим безусым войском.
Тут меня позвали к нойонам, и он замолчал.
— Мы тут посоветовались и решили принять тебя вместе с твоим войском на службу, — сказал удуитский Тогтохо, хитро прищурив глаза, улыбнулся и сразу же посерьезнел. — Но тебе этим же летом предстоит доказать нам на деле, а не на словах верность нашему племени. Для этого ты из своих задаранов, что пасут скот, смотрят за табунами и работают на горе Тайхал, должен собрать войско, сделать набег на заречных баяутов и угнать у них табуны. После этого мы тебе поверим и станем поручать дела поважнее. Твои нукеры на днях прибудут сюда. Курень собранного тобою войска расположишь за перевозом через Хелго. На все приготовления даю тебе ровно пол-луны. Ты понял?
— Спасибо за оказанное доверие, но мне для осуществление этого задания надо будет иметь у себя хотя бы десять знающих левобережье Селенги воинов.
— Мы тебе дадим в долг юртовой войлок, немного скота и лошадей, также дадим оружие и десять помощников, — тоном, не допускающим никакого возражения, заключил Тогтохо. — Но количество собранных тобой задаранов не должно превышать пять сотен воинов с их семьями.
Так я поступил на службу к удуитскому Тогтохо, моему кровному врагу, о мести которому я не забывал никогда. Мы с нукерами быстро собрали из пленных задаранов указанное количество воинов с их семьями, организовали небольшой курень за рекой Хелго и стали готовиться к набегу на степи левого притока Селенги, где кочевали баяуты. Одновременно подготовленные мною люди очень осторожно и в глубокой тайне стали собирать сведения об остальных задаранах, которых мэргэды уже давно разорвали на мелкие части и заставили прислуживать себе по всем обширным удуитским кочевьям по Хелго и Сухэ.
Наш набег на Джиду состоялся в отпущенное нам время. Благодаря хорошо проведенной разведке, был он стремителен, жесток и удачен. Не успели захваченные врасплох баяуты собраться с силами, как мы благополучно переправились через Селенгу и были вместе с угнанными табунами, захваченной немалой добычей и людьми, особенно женщинами и девушками, вне досягаемости их войска.
Тогтохо таким результатом был очень доволен. Из нашей добычи он забрал весь наш долг, сверх того пять косяков лошадей и десять самых красивых девушек. Мои задараны были крайне возмущены таким грабежом, особенно из-за девушек, которые многим понравились, но делать было нечего — стиснув зубы, пришлось перетерпеть.
После нового года, едва только погасла белая луна, как нас заставили принять участие в большой облавной охоте на Хамар-Дабане, после которой нам досталась лишь малая часть общей добычи, но спорить не приходилось. Одно обстоятельство в ту зиму нас сильно обрадовало — мне удалось убедить Тогтохо увеличить наше войско до тысячи, и в нашем курене стало ровно в два раза больше задаранских семей. К весне, когда все строительные работы в крепости Тайхал были окончены, нам разрешили забрать себе еще пятьсот мужчин, больше сотни из которых были женаты на женщинах нашего рода, и на других пленных монголках.
Наш курень разросся, но это было не обычное степное поселение, а что-то среднее между стойбищем рода и воинским лагерем. Если женатым воинам кое-как еще хватало юрт, то одинокие — и молодые и старые — ютились по десять, а то и двадцать человек в приспособленных для жилья шалашах, землянках и орочонских чумах. В этих условиях становилось трудно держать всех воинов в строгом повиновении, и мне пришлось проявлять большую строгость и даже жестокость. Серьезно провинившихся людей пришлось безжалостно изгнать из куреня, и постепенно к лету моя власть, всецело поддерживаемая моими тридцатью нукерами и большинством воинов, стала беспрекословной и дважды повторять распоряжения мне уже не приходилось. К этому времени тайный круг моих ближайших сподвижников уже определил, что в кочевьях удуит и других мэргэдов задаранов можно собрать, кроме подчиненных нам людей, еще около двадцати тысяч мужчин от четырнадцати до пятидесяти лет, многие из которых имели жен и детей. Стариков и старушек было очень мало, меньше двухсот человек. Мне теперь было нужно придумать способ, чтобы весь мой народ забрать себе, забрать их скот, имущество и увести на Онон. Как всегда, помощи ждать было не от кого, поэтому приходилось терпеть, ждать, надеяться и думать, очень упорно думать.
К осени подвернулся удобный случай. Дело в том, что баяуты никак не могли простить летний набег, и в нем они винили мэргэдов, справедливо полагая, что их боголы задараны, то есть мы, были просто их орудием грабежа. Удуит мэргэды узнали, что это племя начинает сговариваться с племенами урудов и мангудов, когда-то обиженных мэргэдами, о совместном нападении на курень Тогтохо после ледостава на Селенге. Это обстоятельство сильно взволновало всех мэргэдских нойонов, особенно Дайр Усуна, и основания для этого были большие. На Селенге, на всем протяжении этой великой реки, сильнее и воинственнее племени мэргэдов никого не было, однако примыкание к баяудам урудов и мангудов означало вступление в эту вражду монголов из нирунов и старых борджигинов, ибо эти два племени вели свое происхождение от Манан Тодона, законного сына Хабичи-батора, который и являлся сыном Бодончара- борджигина. Мэргэды хорошо понимали, что нируны, как бы между собой не ссорились, всегда помнили завещание великой праматери Алан Гоа о сохранении своего единства перед внешними врагами. Вступить в войну с монголами-нирунами, даже с немногочисленным племенем из их круга, значит начать вражду со всеми монголами, что для мэргэдов было очень нежелательно, к тому же уруды и мангуды всегда славились отвагой и неудержимостью в битве.
Когда у Тогтохо собрались все нойоны племени для обсуждения этих грозных обстоятельств, разрешили присутствовать и мне, ибо я к тому времени пользовался большим доверием и был допущен в круг военачальников. Мэргэдские нойоны совещались долго и ни к чему приемлемому не приходили. Все предложения сводились к тому, что врагов надо разбить по одному, пока они не соединились, и оставалось решить, какими силами и с кого начать. Пока шли эти рассуждения, я собрался с мыслями и про себя решил, что тэнгрии дают мне единственную возможность исполнить свою заветную мечту.
— Уважаемые сайты, — начал я, — у меня есть одно неплохое предложение, но прежде чем сказать о нем, я бы хотел знать, по какой причине баяуты пошли на союз именно с урудами и мангудами, а не с любыми другими племенами монголов, хотя бы с теми же тайджиутами?
В юрте почему-то наступила тишина, то ли все задумались над моим вопросом, то ли никто не ожидал, что я посмею раскрыть рот.
— Однако, нам надо выслушать и этого птенчика, пусть поделится с нами своими мыслями, а вдруг они чего-то стоят, — после неловкой тишины проговорил Дайр Усун. — А баяуды обратились за помощью к урудам и мангудам потому, что они берут друг у друга невест, к тому же эти два племени, хоть и страшные забияки, но живут бедно, охота для них один из основных источников пропитания, и они никогда не откажутся от любой добычи. Видимо, баяуты им посулили большой барыш. Теперь ты нам открой свое предложение.
— Чтобы уруды и мангуды, — начал я, — не имели возможности объединиться с баяутами, надо их поссорить с какими-нибудь соседями. Я слышал, что их нынешние кочевья граничат с улусом Тогорил-хана. Так вот, если эти два племени или хотя бы одно из них нападет на окраинных хэрэйдовв, погромят один-два куреня и угонят скот или табуны на свои пастбища, то Тогорил-хан такой наглостью будет более чем недоволен, и этим племенам будет не до союза с баяудами и нападения на нас.
— Если это случится, то мы были бы спасены от ненужной войны, но разбойники уруды и мангуды не так глупы, чтобы посягнуть на подданных Тогорил-хана и их животных, — засомневался Хатай- Дармала. — Я думаю, что это пустой разговор.
— Подожди, Хатай-Дармала, — вступил в разговор Тогтохо и хитро прищурился. — Этот Джамуха, хоть и молод, но умен не по возрасту. Договаривай, Джамуха-сэсэн, что ты задумал.
— Если я возьму три сотни своих воинов, скрытно проберусь к хэрэйдам, разгромлю хотя бы один приграничный курень, угоню скот и табуны, оставлю их на пастбищах урудов или мангудов, то хэрэйды по следам их обнаружат, а тем монголам, которые хотят вступить в союз с баяудами, будет не до этого. Пока
