Бельчат на воспитание приносят нам не каждый день, и вид у меня, наверно, был немножко растерянный, потому что Николай укоризненно заметил:
— Все мы ведь виноваты — приучили свою белку людей не бояться. Вот она и подпустила того… с ружьем.
Что верно, то верно — гулять мы зачастую отправлялись втроем и белку в лесу приручали тоже все трое. Поначалу она дичилась нас, пряталась в густой хвое, сердито цокала на незваных гостей и даже швырялась сверху еловыми шишками. Потом все же привыкла, стала охотно подбирать гостинцы, которые мы оставляли для нее под деревом. Может быть, она и от охотника ждала кедровых орешков и подсолнухов?
В последнее время у рыженькой непоседы хлопот было по горло: из сучьев и мха ладила гнездо для будущего потомства. А недавно в развилке сосны мы услышали писк новорожденных. В тот же день мои юннаты завели «Дневник наблюдений». И кто знает, сколько важных открытий могло бы быть в нем увековечено, если б не этот шальной выстрел.
Вначале мы попытались переложить обязанности кормилицы на кошку. Разыскали в поселке такую, у которой котята недавно вывелись, уговорили ее хозяйку. Кормящая кошка усыновит кого угодно, будь то даже медвежонок, лишь бы от него котятами пахло. А вот котятам вовсе не понравилось, что их старательно перемешивают с лесными дикарями, и они отчаянным писком призывали родительницу на помощь. Грузная, тигровой окраски мама-кошка орала в сенях до хрипоты, драла когтями обивку на двери. Потом вдруг умолкла и вскоре пожаловала к нам через открытую форточку.
В два прыжка оказалась мамаша возле своих детенышей… Нет, ее не проведешь! Кошка внезапно ощетинилась, заурчала и, схватив за шиворот одного бельчонка, поволокла его под кровать. Николай на четвереньках — за ней, и под кроватью началась жуткая возня.
Я поспешил изъять двух оставшихся бельчат из кошачьего семейства. Скоро вылез запыхавшийся и пыльный Николай. Он подал мне третьего. В том месте, где кошка укусила бельчонка за шкурку, выступила капелька крови.
Итак, рыжие подкидыши снова водворились в моей комнате и пуще прежнего надрывались жалобным писком. Все сложные обязанности мамы-белки ложились отныне на меня.
Прежде всего, я отправился к соседям за молоком. Ради исключительного случая козу подоили вне расписания, и я принес домой полстакана теплого парного молока. Но самое трудное только еще начиналось.
Лакать из блюдечка бельчата отказались сразу же и наотрез. Уж как только я ни ухищрялся! Мазал им губы молоком, приспосабливал для кормления бумажный кулечек, тыкал их мордочками в блюдце. Бельчата чихали, фыркали, корчились от удушья, но не проглотили ни капли. Тогда я взял одного бельчонка, перевернул его на спинку и стал пипеткой закапывать молоко в ротик. Не помогло! Зверек бился у меня в руках так отчаянно, будто его собирались отравить, кашлял, захлебывался, извивался.
Во время этой канительной процедуры каждый из бельчат успел искупаться в блюдце. Мокрые, они мелко дрожали от холода. Пришлось снимать с них молоко промокашкой и сушить каждого в отдельности над электрической плиткой.
Высушенных бельчат я пустил погулять по одеялу в надежде, что после моциона у них появится аппетит. Вид у сирот был самый жалкий. Шерстка, рыженькая на боках и белая на брюшке была еще короткой и редкой. Хвостики не толще карандаша, ничего похожего на роскошные пышные хвосты их взрослых сородичей. Глаза большие, выпуклые, но невыразительные и мутные, как болотная водица.
Бельчата расползлись по одеялу с жалобным писком, искали мать. Они неуклюже тыкались тупыми носами в подушку, сборили наволочку своими длинными пальчиками. За одним не доглядел — он свалился с кровати, ударился мордочкой о пол и задрожал, как ребенок, закатившийся в беззвучном крике, широко открывая роток.
Я сложил рыжих приемышей в коробку, прикрыл сверху ватой и отправился в аптеку.
Соски? Для белок?! — удивилась дежурная. — Впервые слышу. И приспособить не знаю что. Намочите в молоке жгутик из ватки… В крайнем случае, везите в ветлечебницу, там им сделают укол, усыпят.
Дома меня встретил все тот же надрывный, выматывающий нервы стон. Рыжие подкидыши возились в своей коробке, скребли по стенкам, искали мать. Этот стон ничем не давал заняться. Книги, рукописи — все лежало напритронутым. О, как я ненавидел того оболтуса, что убил белку-мать!
Заснуть удалось лишь с ватными тампонами в ушах. И снился лис какой-то безалаберный сон: будто рыжие мои подкидыши расползлись по комнате и пожирают все, что попадется — один грызет к углу мой туфель, второй обдирает обои со стены, у третьего хрустит пл зубах фарфоровая чашка.
На рассвете меня разбудил знакомый писк. К этому времени бельчата ослабли настолько, что и пищать-то стали как-то безучастно, будто исполняли нудную обязанность. Третий день без пищи!
Я снова сходил за парным молоком, скрутил тугой жгутик из ваты, намочил его… Признаться, никакой надежды на успех у меня у нее не было, когда я достал из коробки самого непоседливого и крикливого бельчонка. И вот… То ли новый способ оказался правильным, то ли неимоверный голод пробудил в бельчонке инстинкт самосохранения — не знаю, но только он начал есть. Да еще как! Стоило мне вытащить у него изо рта жгутик, чтобы намочить его снова, малыш судорожно задрожал и прямо-таки с остервенением устремился за соской. Он проглатывал одну порцию молока за другой и тянулся еще и еще. Милый зверек! Сколько радости доставил он мне своей жадностью!
Накормить второго тоже удалось без особых усилий. С третьим же пришлось повозиться. Он лежал на подстилке совсем без движения, с покрытыми глазами: собрался умирать. В конце концов, и он принялся вяло мусолить самодельную соску, хотя поначалу захлебнулся, отрывисто кашлял и чихал, брызгая молоком.
Сытые бельчата тотчас заснули. Блаженная тишина, от которой я успел уже отвыкнуть, снова воцарилась в комнате.
С этого дня все пошло на лад. Стоило только напоить бельчат подслащенным козьим молоком, они сразу же утихали и, если не укладывались поспать, сгрудившись в углу коробки, то преспокойно разгуливали на моем одеяле.
Ежедневно после школы стали являться Илюша с Николаем. Приносили «Дневник наблюдений» и делали в нем мудрые записи вроде следующих:
Они уже цепляются за пальцы, начинают играть. Коготки на лапках темно-коричневые, длинные, загнутые и блестящие, как наманикюренные».
А зверушки наши, в самом деле, росли, как на дрожжах, и хорошели день ото дня. Они уже самостоятельно лакали из блюдечка, ловко работая розовыми язычками. Одного молока им становилось недостаточно. Я подкармливал малышей сухим компотом и ядрышками из урюка. Получив по ядрышку, бельчата садились столбиком спиной друг к другу и цепкими передними лапками ловко вращали сладкое зернышко, стесывая один слой за другим острыми зубками.
Коробку они теперь оставили окончательно. Целый день носились по комнате друг за другом и творили страшный беспорядок. Жизнь их стала настолько занимательной, что я по примеру моих школяров решил завести свой дневник наблюдений.
Вот некоторые записи оттуда.
Теперь бельчата и по внешнему виду похожи на взрослых сородичей. У них такие же пушистые хвосты, мягкая лоснящаяся шубка, на бархатных ушах отрастают темные кисточки.
Все трое безукоризненные чистюли. Туалетом занимаются ежечасно. Сидя на задних лапах,
