годом смерти князя Болеслава Третьего, то получится год вступления на престол нашего императора. Явление поистине необычайное, если не сказать ненормальное. Вас, как отца, оно могло бы встревожить, иди это увлечение в ущерб другим дисциплинам. Но я должен со всей ответственностью заявить, что учащийся Петер Карас превосходно успевает по всем предметам, кроме пения и гимнастики. Эти два необязательных предмета несколько портят ему аттестат. Но в остальном… Редкостное прилежание, образцовое поведение, безупречный внешний вид письменных работ. Все мы, за исключением преподавателей гимнастики и пения, весьма довольны им, считаем его примерным учеником, а коллега математик утверждает, что Петра Караса ждет великое будущее, если он, разумеется, и в высшей школе посвятит себя изучению: древнейшей науки — математики.
Эту приятную весть супруги Карасы встретили с тяжелым сердцем. Что за дело им, цирковым артистам, до этой злосчастной математики? Как могут их радовать молниеносные математические операции сына, когда он то и дело путает команды «нале-во», и «напра-во» и всякий раз, забираясь во время занятий на брусья, кольца, трапецию, шведскую стенку или бегая на гигантских шагах, набивает себе шишку? Феноменальный талант сына, которым так восхищался дядя Франц, этот неутомимый счетовод и статистик, был для Вашека и Елены наказанием божьим, и их семейные разговоры заканчивались неизменным:
— Да будет, господи, твоя воля! Ты дал нам математика, так упаси же нас от худших бед.
С того дня как Вашек окончательно убедился в непригодности сына для цирка, он препоручил его воспитание матери и дядюшке Францу. Сам он встречался с Петриком почти исключительно за обедом и не без интереса выслушивал школьные новости. В рассказах мальчика было нечто такое, что занимало Вацлава Караса и в зрелом возрасте, и он ежегодно с большим удовольствием просматривал учебники Петрика. «Неплохо бы почитать вечерком», — не раз говорил он себе, но времени на это у него не оставалось.
Елена была сильнее привязана к мальчику. Поджидать сына к дневному кофе, а затем провести с ним несколько свободных часов доставляло ей величайшую радость. В первые годы жизни в Праге это общение сторицей вознаграждало Елену за ее одиночество. Мать и сын ласкали друг друга, говорили всякие несуразности, играли в любимые игры Петрика. Но так продолжалось недолго. По мере углубления в науки мальчик все больше отдалялся от матери, женщины простой и малообразованной. Голова его была занята школой и уроками, он почти ни о чем другом не говорил, а Елена, увы, знала так немного! Она была его наперсницей, но не могла ему ни помочь, ни посоветовать. Любящая мать, она восхищалась познаниями сына, гордилась его успехами, поощряла его честолюбие, но по вечерам, когда Петрик ложился спать, со вздохом признавалась себе, что все это ей чуждо.
Когда же он еще увлекся математикой, Елена и вовсе почувствовала себя несостоятельной. Что помнила она из арифметики? Ей, обыкновенному вольтижеру, хватало одной таблицы умножения, да и ту она знала далеко не твердо. В детстве Елена могла отбарабанить ее, как «Отче наш», но ей столько лет не приходилось пользоваться таблицей, что теперь, беседуя с сыном-математиком, она никогда не знала наверное, сколько будет шестью семь. А Петрик ни о чем и слышать не хотел, кроме вычислений, и убегал от матери в дядину канцелярию, к цифрам; если же Елена предлагала ему поиграть, он брал бумагу и карандаш и просил ее, чтобы она задала ему какую-нибудь арифметическую задачу. Елена писала наобум множество десятизначных чисел, которые Петрик складывал, делил и умножал, а она потом делала вид, будто проверяет результат. До поры до времени ей это с грехом пополам удавалось, но вскоре пошли уравнения, и мальчик начал лепетать что-то о неизвестном
Вслед за уравнениями начались степени и корни, иксы во второй и третьей степени, Пифагор, геометрия — сын и мать вообще уже не могли понять друг друга. Стали попадаться вещи, которые Петрик не в состоянии был назвать по-немецки, а Елена не понимала чешской терминологии.
— Schau, Mutti, es ist doch so einfach[181] der квадрат an der гипотенуза gleicht der Summe[182] der квадратов an den катеты!
Таким предстали в его домашнем изложении знаменитые «Пифагоровы штаны», звучавшие для Елены тайным девизом посвященных. Теорема Пифагора положила конец их взаимопониманию, и, что бы потом ни произносил ее ученый сын, мать ко всему относилась как член союза пифагорийцев — «autos efa, ipse dixit» — «он сам сказал это». Ей не оставалось ничего другого, как кивнуть и согласиться.
Чао стал единственным существом, которому Елена могла излить душу, исповедоваться, посетовать на горькое свое одиночество.
Петрик, однако, переставал быть Петриком. Все костюмы вдруг сделались ему малы, он вытянулся, поднялся как на дрожжах и вскоре перерос своего не слишком высокого отца. Мозговые центры, координирующие движения, оказались не в состоянии управлять тысячами новых клеток — Петр волочил ноги, будто на них висели гири, и руки у него болтались, точно пришитые. Потребовались дополнительные калории для увеличившегося в весе тела, и Петрик, этот некогда хрупкий, щупленький Петрик, уписывал теперь зараз полбуханки хлеба. Отец, дядя и дед хохотали, Елена же стала опасаться, как бы мальчик не заболел. Он и в самом деле выглядел неважно, побледнел, кожа покрылась прыщами, мягкий, ласковый голос ломался — юноша то пускал петуха, то басил, как из бочки. В гимназии шутя говорили, что Аллегоп кукарекает, а учитель пения освободил его от занятий. Напуганная этими переменами, Елена пригласила врача. Тот осмотрел, выслушал мальчика, улыбнулся и, отослав его в соседнюю комнату, спокойно сказал матери:
— Все в порядке. Ваш сын созревает, становится мужчиной. Он абсолютно здоров и нуждается лишь в усиленном питании и покое — физическом и душевном. Со временем все придет в норму, и ваш Петрик превратится в Петра.
У Елены отлегло от сердца, но вечером она долго не могла уснуть. Петрик превратится в Петра! Мальчик — в мужчину! Конец детства, конец ласкам, теперь он навсегда вырвется из ее объятий и будет тянуться к мужчинам — к Вашеку, к Францу, к дедушке Антонину. Мужчины всегда держатся вместе и при каждом удобном случае ускользают от женщин. Вот рядом с нею спит крепким сном Вашку; весь день он работал и, наверное, опять вертелся около этих бесстыдных сирен. Все мужчины из одного теста… Это у них в крови… Господи, неужели и Петрик такой же? Неужели и он потянется к женщинам? Потянется, побежит, найдется какая-нибудь особа, которая вскружит ему голову, сманит, отнимет у нее сына, похитит. И кто знает, какой она окажется; может, попадется какая-нибудь распутная, скандальная или двуличная. О, эти умеют подловить мужчину! Даже добропорядочная Алиса, и та рассказала ей по секрету, как однажды ночью, надушенная, бросилась в объятия к Кергольцу!.. Тогда уж конец благородному рыцарству. Эти господа бьют себя в грудь, клянутся честью, небом и адом, но, почуяв женщину, Лоэнгрин бросает самую чистую лебедушку. Та же участь ждет и Петрика с его несносной математикой; еще не родился такой математик, который нашел бы неизвестное в «женском» уравнении. Женщина — это такой «икс», о который можно споткнуться и с интегралом.
Но даже если ему повезет и он приведет в дом самую лучшую девушку под солнцем — Елена невольно садится на постели и широко раскрытыми глазами вглядывается в темноту, — если даже он женится на лучшей из лучших… Что сулит Елене ее приход, как не конец власти над сыном и этим крохотным уголком мира? Помешать этому невозможно, таков естественный ход жизни, таков железный закон: является новая королева — старая должна уступить. Старая… Какое ужасное слово! Неужели она уже стара? Нет, она не хочет быть старой, не хочет сдаваться; но что поделаешь, если сын подрастает и время летит, летит… О господи, останови время, останови!
Утром, когда все уходят, Елена садится перед зеркалом. Глаза у нее ввалились, но их острый взгляд пристально исследует кожу лба, лица, шеи. Нет, она еще не стара, этого нельзя сказать, но и прежней свежести тоже нет. А какая у нее была кожа, когда она, девушкой, все время проводила на свежем воздухе! Времена эти давно миновали, но у нее еще и сейчас цветущий вид; правда, резче обозначились ямочка над верхней губой и складки в уголках рта, но это от переутомления. В общем же, ей пока не на что жаловаться;
