приятелей.
— Сейчас я расскажу вам сказку, — басом, со своим легким кавказским акцентом, громогласно заявил он.
Все засмеялись, услышав любимую присказку Усманова. Вместо того чтобы изъясняться прямо и по существу, он всегда шел к цели окольными путями. Но получалось это у него весьма колоритно, тем более что для цветистости Горец нарочно усиливал свой акцент. Даже Дмитрий с интересом приготовился слушать. Правда, Хусейну в таких случаях не хватало зурны, словно какому-нибудь Гесер-хану.
— Жил один бедный-бедный мужчина в маленьком-маленьком ауле, — Хусейн уселся на скамейку и, чтобы не терять времени даром, стал тягать небольшую штангу; в его руках она выглядела игрушечной. — Был у бедный-бедный мужчина сын…
— Маленький-маленький? — уточнила та самая девица, которая советовала Владу «врезать» Самураю.
— Э, не мешай! — усмехнулся богатырь, искоса глянув на дерзкую даму, и, зажав гриф штанги одной рукой, другую поднял в неодобрительном жесте. — Зачем перебиваешь, сказку портишь, женщина?
Все засмеялись.
— Был у мужчина сын. Не маленький, но юркий. И вот поехал мужчина в гости в соседний аул. Взял с собой сына. А ишак в его хозяйстве был всего один, старый-старый. Пришлось вдвоем на один ишак ехать, что делать, а? Проехали три сакля — навстречу сосед едет. «Вай! Ассалам аллейкум!» — говорит сосед. «Ва аллейкум ассала!» — отвечает мужчина. «Ай, как нехорошо: два таких больших наездник на один маленький ослик едут!» Послушался мужчина, слез с ишак, рядом пешком пошел, сын на ишак поехал дальше. Проехали еще три сакля — другой сосед едет. «Ассалам аллейкум, сосед!» — говорит сосед. «Ва аллейкум ассала!» — отвечает мужчина. «Ай, как нехорошо: мальчик на ослик едет, отец пешком идет! Ай, нехорошо!» Мужчина спустил сын на землю, сам сел на ишак. Опять три сакля проехали, уже из аул вышли, мальчик за хвост ишак держится, сам идет. Навстречу — третий сосед на ишак едет. «Ассалам аллейкум!» — «Ва аллейкум ассала!» — «Нехорошо, сосед! Большой мужчина верхом едет, маленький мальчик сам идет! Тц-ц-ц! Как не стыдно, а?!» Снова послушался мужчина, сам слез. Ишак пустой идет, мужчина с сын — за ним, мальчик за хвост держится. Далеко ушли, жарко совсем. Аул уже из глаз скрылся, тяжело идти пешком, но перед людьми стыдно. Вот уже сакли соседний аул показались. Навстречу на ишак житель того аул едет. Увидел мужчину с сыном и давай смеяться: «Ассалам аллейкум, путник! Что ж ты людей смешишь? Разве может джигит пешком идти, сын пешком вести, а осел впереди пустой?» Рассердился мужчина: «Ва аллейкум ассала, незнакомец! Когда мы ехали двое на мой осел, нам сказали: стыдно на один осел вдвоем ехать. Когда я слез, сын оставил, укорили меня, что пешком иду. Когда сын слез, я сел, стали стыдить, что я еду, а мальчик идет. Так, может, ты дашь мне свой осел, чтобы никому не было обидно — ни мне, ни сын, ни осел? У каждый свой таранспарт будет!» Ничего не ответил встречный, ишак свой подхлестнул и дальше побыстрее поехал. А мужчина посадил сын, сам сел и поехали дальше верхом на свой ишак в аул. Хорошо советовать другой человек, а свой ишак давать никто не хочет…
Хусейн легко подбросил штангу, положил ее на пол и встал.
— Хороший сказка! — передразнивая его манеру повествования, заключил Володя-Афганец. — После драки кулаками не машут… — и он подмигнул самым ярым советчикам Самурая — Санчо-Панче и Мастеру.
— Поговорить нужно, — услышал Дмитрий у себя над ухом голос Ромальцева и обернулся.
Пришлось немного приподнять голову: теперь Влад был ростом выше него. Потому как более не съеживался в три погибели на манер вопросительного знака.
— Без вопросов, пошли говорить, — повел плечами Дмитрий.
Они удалились в раздевалку. Ромальцев наскоро окатил себя в душе холодной водой, оделся и мотнул головой в сторону выхода. Шел он впереди, как никогда прежде не делал. Аксенов понял, что инициатива сейчас полностью в руках Влада, но решил не сопротивляться и посмотреть, что же будет. Внезапные перемены, случившиеся с размазней-Ромахой, интриговали.
Местом для беседы Влад избрал «Ауди» Дмитрия.
— Дело такое. Мне нужны смышленые ребята-бухгалтеры. Есть у тебя на примете?
— На фига тебе? — невольно удивился Аксенов, понимая, что имеется в виду, когда говорят о «смышлености» бухгалтеров. — Никак решил наконец заняться своим «Финистом»?
— Тепло.
— А что ж так? Не прошло и десяти лет… Ну, есть у меня такие, есть. Тебе с делами разобраться или налоговиков заморочить?
— Там всякой работы найдется.
— О, это ты точно сказал. Вообще удивляюсь, как вы еще не прогорели к чертовой матери. Давно удивляюсь.
— И еще один вопрос. Кто-нибудь из наших имел опыт работы в «горячих» точках?
Дмитрий почесал макушку. Странные вопросы задает Ромаха. С каких это пор его стало интересовать такое?
— Ну, Володька, сам понимаешь, Афган застал… Мастер в Чечне был, в девяносто третьем или девяносто четвертом, кажется…
— Усманов?
— Усманов — нет. Он оттуда еще в начале девяностых срулил… И не слишком назад рвется. Философ он, не тот склад… А что это тебя торкнуло ни с того, ни с сего?
— Для развития кругозора. Ладно, Дмитрий. Ты мне завтра в контору зашли тех ребят, сразу и начнем разбираться. Давай.
Короткое рукопожатие — в том же духе, в каком было приветствие — и Влад покинул машину Аксенова.
— Чудеса в решете… — пробормотал Дмитрий, провожая взглядом удаляющегося Ромальцева. — «Это просто праздник какой-то, слюшь!»… Бр-р-р!
— Владичка! Тебе помочь?
Глазам Зинаиды Петровны предстало удивительное зрелище: на ночь глядя сын разгребал хлам в своей комнате, безжалостно выбрасывая все подряд. В коридоре уже скопилась целая гора вещей «на выброс».
— Нет, мам. Отдыхай, — ответил он, щелчком выбрасывая в окно докуренную сигарету.
— А что тебе вздумалось? — поинтересовалась мать, с неудовольствием развеивая рукою дым.
Влад потянулся, слегка зевнул и с улыбкой, ласково, коснулся ее плеча:
— Душно тут. Давит. Теперь смотри, как просторно! — он повел рукой по комнате.
Было настолько пусто, что даже голоса звенели особым «квартирным» эхом.
— Двадцать девять лет жил — не давило, а тут вдруг… Курить не надо, тогда и душно не будет! Не узнаю тебя…
— Давило, ма, всегда давило.
— Так ты ничего ведь и не оставил! Сдурел совсем… Кресло выбросил. Хорошее кресло, бабушкино. И от него душно, что ли? А книги? Полное собрание! Это же история! — она вытащила из коробки сломанную модель самолетика: маленький Владик клеил эту игрушку вместе с отцом. Удрученно вздохнула. — Как втемяшится тебе чего, так хоть стой, хоть падай… В аскезу ударился, что ли?
— О! — молодой человек радостно приподнял палец. — Никак не мог вспомнить это слово!
— Ковер-то тебе чем не угодил? На гвоздях спать будешь, как йог?
— Мам, ты гений! У нас есть где-нибудь старая панцирная кровать и широкая доска?
— Ты что, серьезно? — испугалась Зинаида Петровна.
— Сейчас гвозди поищу… Где-то были…
— Владичка, не пугай меня!
Влад не выдержал и засмеялся. Она шлепнула его по руке и проворчала, что он мог бы подождать выходных.
— Мам, я до выходных здесь загнусь… Нет, ну честно! Ма, ты куда? Ну подожди!
— Чай заварю. С тобой инфаркт можно заработать. Совсем мать не жалеешь…
