мундире. Кресло Эпинэ заняла грустная черноглазая дама, за ее спиной стоял старик в алом, по надменному лицу плясали лунные блики. Придд исчез за спиной холеного вельможи, на руке гостя горел аметист, губы были плотно сжаты. Откуда он взялся? Откуда они все взялись?
- Ваше Высочество, - прошелестело сзади. - Ваш внук и ваши подданные ждут слова хозяйки.
- Здоровье хозяев Круга! - Вдовствующая принцесса схватилась за стакан: в нем тлел зеленый огарок.
- Его Величество и Ее Высочество пьют здоровье Повелителей Круга, - прохрипел Арчибальд Берхайм. Надо же, а болтали, что его задавило. Ну и хорошо, что все живы, жаль, Робер расстроится из-за Кавендиша. Зато обрадуется из-за Рокслея, и радости будет больше.
Язычок пламени взвился вверх и погас, визгливо запиликали скрипки, с потолка посыпалась труха. Похожий на Дика дворянин встал и поклонился. Твою кавалерию, у него меч!
- Его нет! - Визгливый детский голос пере крыл шуршанье и шипенье. - А я хочу! Дай!
Девчонка. Толстенькая, щербатая, с изуродованной мордашкой. Лет шесть, не больше, а с ней бледнорожий толстяк в черно-белом.
- Мое! - Малявка топнула босой ножонкой. - Хочу! Сейчас хочу!
Толстяк подмел пол белыми перьями и водрузил шляпу на большую голову.
- Просим простить наше вторжение!
Старик в красном свел все еще черные брови, Джеймс поморщился, спящие не проснулись.
- Где он? - запищала девчонка. - Дай! Черно-белый ухватил поганку за коленки и вы соко поднял. Свечи погасли, но темней не стало.
- Не хочу! - Длинный бледный язык облизал губы. - Этих не хочу! Здесь все противные!
- Не хочешь, - зевнул толстяк, - не надо. Пошли домой!
- Нет! - Пухлая ручонка тыкала в зеленый свет. - Неси дальше! Туда!
Пришелец, тяжело ступая, пересек зал и водрузил свою ношу на стол. Малявка хихикнула, небрежно, словно танцовщица в ночной таверне, подобрала юбочку и, вихляя бедрами, пошла меж блюд и кувшинов. Пухлые ножки расшвыривали бутылки, вилки, соусники, веером разлетались брызги и объедки, звенели и лопались сброшенные на мозаичный пол тарелки, но спящие спали, а их соседи пялились на свои свечки.
Толстяк снова поклонился.
- Я вернусь, - пообещал он. - Вернусь и останусь.
Альдо приподнял кубок, взметнувшееся в нем пламя облизало лицо внука, камни на короне стали зелеными и тусклыми, словно их облепило мыло.
- Иди-иди, - обернулась топтавшаяся в залив ном гадючка. - Бу-бу-бу!
Заиграла музыка. Внук встал, подал руку улыбающемуся Айнсмеллеру и спустился в танцевальный зал. В волосах цивильного коменданта желтела бумажная хризантема. Матильда глянула на стол - цветок из пасти данарского сома исчез.
-
Омерзительно запахло гниющей рыбой и застоявшимися благовониями. Танцующие сменили партнеров, они двигались медленно и плавно, как утопленники в канале, а музыка частила, спотыкалась, путалась. Скрипки вырывались из общего лада, взвизгивая придавленными поросятами, глухо, как в животе, урчали трубы, не к месту бил барабан, и вновь пьяно хихикали смычки.
Буду-буду-буду-буду… Удо-Удо-Удо-Удо…
Айнсмеллер облизнулся не хуже поганки на столе. В ответ полуголая толстушка взросло и жеманно хихикнула, еще выше задрала юбку, прошла по хребту ритуального кабана, отбросила с дороги чашу с винным соусом, вступила левой ножкой в грибы, послала воздушный поцелуй танцующим, наклонилась и вырвала из пасти молочного поросенка малиновую бумажную розу.
Худо-худо-худо-худо… Буду-буду-буду-буду…
- Доброй ночи, фокэа. - Место Анэсти занял черный олларианец. Тот самый, из Агариса. - Вы опять там, где вас быть не должно.
- Как и вас! - огрызнулась Матильда. - Я думала, вы гуляете только по кладбищам.
- Полагаете, существует разница? - улыбнулся клирик, кивая на клубящийся зал и спящий стол. - Я - нет.
- Вам виднее, - пожала плечами принцесса. Монах был не худшим бредом, причем именно бредом. Раз он тут, значит, она допилась до закатных кошек и все остальное тоже бред. Пьяный!
- Вот вам! - Девчонка на столе сбила на пол бокал Рокслея, задрала заляпанную жиром коленку и изо всей силы топнула по блюду с голубями. - Вот!
Пары вновь сменились. Маленькая дрянь облизнула розу и швырнула в танцующих. Альдо, не глядя, ее поймал.
- Отдай! - завопила малявка. - Дурак! Я тебя не хочу! Фу! Иди вон!
- Фокэа, - монах встал, - вам лучше покинуть это сборище. На всякий случай. Я провожу вас.
- Благодарю, - буркнула Матильда, косясь на хохочущую девчонку. - Кто это?
- Идемте. - Олларианец бесцеремонно ухватил принцессу за локоть. Похабно взвыла труба, сидящий рядом с Ричардом дворянин, не открывая глаз, приподнял догоревший бокал и вновь поставил на стол.
- Дурак, - орала девчонка. - Отдай! Не твое!
- Молчите, - прикрикнул клирик, волоча королевскую бабку к позеленевшей, облупленной двери.
-
Айнсмеллер, обхватив за талию Берхайма, пронесся в каком-то локте от странного монаха, за цивильным комендантом, дразня малиновым цветком, летел обнимавший Окделла внук, третью пару Матильда не разглядела: Удо Борн в гвардейском мундире рывком распахнул дверь, черный спутник выпихнул принцессу за порог, в лицо плеснуло холодом и гарью, рыбно-имбирная вонь развеялась, за спиной досадливо чавкнуло гнилое дерево.
- Прошу меня простить, - поклонился олларианец, - следовало увести вас раньше.
- Ничего страшного, - соврала Матильда, - это не самый мерзкий прием в моей жизни.
- Это не ваш прием, фокэа, - покачал головой клирик, волоча добычу в глубь зеркальной галереи, - и это не ваш дом.
А то она не знает, что не ее, только куда ей деваться от единственного внука, разве что в Закат!
Вдовствующая принцесса на ходу стянула провонявший праздником парик, принюхалась и швырнула на пол. Жаль, заодно нельзя выскочить из платья. Матильда затрясла слипшимися лохмами, соображая, спит она или уже нет. Зеркала отражали друг друга, в темных глубинах бесчисленными армиями вставали древние доспехи, меж которыми плыли две темные фигуры.
- Святой отец, - пропыхтела принцесса, про клиная шлейф, - у вас касеры нет? Или хотя бы идите потише.
Олларианец не ответил, в зеркалах возникли огни - золотые, теплые, живые, кто-то шел навстречу и смеялся, вернее, хохотал. Монах тоже улыбнулся: по галерее в обнимку шли два жеребца - черный и белый. То есть не жеребца, а кавалера в маскарадных костюмах, но ржали они точно как кони.
- Доброй ночи, сударыня, - поклонился белый, - вам не страшно здесь в такую ночь?
- Теперь нет, - с достоинством произнесла Матильда, прикидывая, кто бы это мог быть. Ростом и статью черный напоминал Робера, в белом, несмотря на конское обличье, чудилось что-то кошачье или, если угодно, львиное.
- Фокэа ошибается, - клирик пригладил темные волосы, - страх не ушел, он приходит.
- Не страх, - поправил белый, - бой.
- Ваш бой, - подтвердил черный, - только ваш. Вы одни…
- Я? - не поняла Матильда, оглядываясь на спутника, но его не было. Только тускло мерцали, отражая друг друга, наливающиеся пламенем зеркала да светила сквозь стеклянную крышу древняя лиловая звезда.
- Круг замыкается, сударыня. - Голос белого казался знакомым. - Год и четыре месяца не будет ничего. Только в Весенний Излом Первого года кони Анэма сорвутся в галоп и подует Ветер. Если подует…
