— Сейчас иду, — сказал Слякоть выжидающе.
— Не сейчас, а сию секунду, — раздался спокойный ответ. — А не придешь — сам приду.
Сказано было без угрозы, но о возможных последствиях знали все — большого ума не надо. Хватит и того, что у Мыла.
— Да ты че, босс? — вдруг заговорил Слякоть весело — Уже иду! Вот он я.
Он быстро зашагал в соседнюю комнату и предстал перед командиром.
— Слушаю, босс.
Жженый ответил не сразу. Он даже не пошевелился, так и лежал с закинутыми за голову руками. Потом спросил:
— Кто сейчас должен заступать на пост?
— А кто должен? — начал придуриваться Слякоть.
— Ты мне здесь идиота из себя не строй, — негромко посоветовал Жженый. — Иначе желаемое может стать действительным... Повторяю вопрос: кто должен заступить на дежурство?
— А-а, это!.. — Слякоть будто бы лишь теперь сообразил. — Так это, босс! Я Дешевому говорю честь по чести: постой, говорю, за меня, я тебе две банки тушенки и кусок сахару... И сухарей еще. Ладно, говорит! А теперь на дыбы.
— Дешевый! — позвал начальник. Тот суматошно подскочил:
— Здесь!
Жженый посмотрел на одного, на другого. В сумерках, правда, видно было плоховато.
— Вы договаривались с ним? — кивнул Жженый на Слякоть.
— О чем? — изумленно моргнул Дешевый.
— Да это я про замену! — встрял Слякоть. — Ну, помнишь? Я говорил тебе: мол, отдежурь за меня, а я тебе за это тушенку и сахар. Ну! Забыл, что ли?
Дешевый вмиг смекнул. Он был жадный и, когда пахло поживой, соображал быстро. Даже слишком — спешил, себе же на голову.
— А-а, — забормотал он, и счастливая улыбка расползлась по лицу. — Ну да, ну да... Я и забыл! Да, точно. Договаривались.
Жженый помолчал.
— Все нормально, босс, — интимно произнес Слякоть. — Без проблем! Вопрос закрыли.
— Ладно, — обронил наконец Жженый. — Идите.
— Пошли, — сказал Слякоть дружески и подтолкнул Дешевого. — Пошли, сразу отдам.
— Чего? Продукты отдашь? — обрадовался Дешевый.
— Ну да. Пошли.
Они вышли из комнаты.
— Сюда. — Слякоть направился в подъезд.
— Куда это?
— Идем, идем, — Слякоть понизил голос. — Они у меня там припрятаны, наверху.
— Да?.. А тушенка-то того... не испортилась?
— Нет. Свежак.
Стали подниматься по лестнице. Слякоть приобнял спутника за плечи.
— Ты это, — сказал он, — обиды не держи. Погорячился я, бывает... Чего сгоряча не брякнешь.
— Да ладно... — Дешевый был польщен.
Поднялись на промежуточную площадку, меж восьмым и девятым этажами. Здесь проходила толстая труба мусоропровода, зияла в ней дыра — когда-то люк.
— Так что извиняй, — приговаривал Слякоть. — Тушеночки тебе... Это сейчас. Будет тебе тушенка.
Рука его как-то незаметно легла сзади на шею Дешевого.
— Будет, — бормотал он. — Будет...
Рука резко сжала худую шею. Рывок! — Дешевый врезался мордой в стену.
Он ничего не успел сделать. Удар! — искры из глаз, боль, шок.
Потолок кувыркнулся в глазах. Это Слякоть швырнул свою жертву на пол.
Дешевый разинул рот. Кровь из расквашенного носа лилась в него, на плащ, на пол... Над головой возникла злобно перекошенная рожа.
— Тушенки захотел, да?.. — прогнусавила она. — Вот тебе тушенка!
Страшный удар под дых скрючил Дешевого в дугу. Он перегнулся на бок, беззвучно хватнул воздух ртом.
Последовал убийственный пинок.
— Ну что? Пожрал тушенки? Пожрал, гнида?.. На! Еще удар. Щуплое тельце кинуло к стене.
— А теперь давай наверх, понял? И смотри, если прозеваешь что-то! Так с той крыши и порхнешь птицей. Понял?!
Шаги затопали вниз.
В комнату Слякоть вошел веселый, довольный, как ни в чем не бывало. Там уже зажигали лампу.
— Ну чего? — спросил Пистон. — Пошел он за тебя?
— А куда ж денется. — Слякоть сел на свое место. — За жратву ведь удавится, даром, что от горшка два вершка... Ну чего — играем?
— Играем, — сказал Тухляк. Он поставил лампу посреди стола. — Во! Красота!
На какое-то время Дешевый вырубился. Во всяком случае, не сразу догадался, где он, почему лежит на жестком, почему так болят голова и живот... Но тут же он вспомнил все и понял, что с ним.
Тогда он заплакал. От бессилия, от унижения, от всего. От жизни.
Слезы бежали по носу, по правой щеке — он лежал на правом боку. Почему- то особенно горько было осознавать, что никто, ни одна душа не пожалеет его. Никогда!
Дрожащей рукой он ощупал лицо. Кровь засохла на губах, на подбородке. Он подвигал челюстями, вяло сплюнул.
— Ладно... — прошептал он.
Жить — погано. Но и подыхать не хотелось. Дешевый начал подниматься.
Встав, он схватился за стену и долго так стоял, качаясь, точно пьяный. Голова кружилась. Он закрыл глаза и переждал головокружение. Затем поплелся вверх.
Но до крыши не дошел. Обида начала душить его. Он сел на площадке девятого этажа, шмыгнул распухшим носом, осторожно потрогал его и вновь чуть не расплакался.
Да какого черта! Почему он должен торчать, мерзнуть на крыше?.. Не ходить, да и все.
— Не пойду, — сказал вслух. Шепотом, правда, но вслух.
Это понравилось ему. Прозвучало! Он ободрился.
— Да что я, хуже всех?..
