отчуждения собственности, мрашанские законы очень строги. И если
только вы не арестуете меня, я останусь здесь вместе со всем, что мне принадлежит.
— Тогда, может быть, мне придется вас арестовать, — сказал Бронски.
— К сожалению, вы не имеете права это сделать, сэр, — вмешался Ли, который как раз вернулся из фойе. — У нас нет полномочий для ареста. По крайней мере, пока.
— А как насчет укрывательства беглых преступников? — спросил Бронски.
— Сандаал не значится как беглая преступница, — спокойно ответил Ли и смерил Кавано холодным взглядом. — Если, конечно, не брать в расчет того, что ее здесь нет.
Бронски вполголоса выругался.
— Как это символично! — процедил он сквозь зубы. — Что вы, парни из Парламента Севкоора, умеете делать, кроме как давать полезные советы — это писать бумажки, которые превращают ваши советы в законы. Прекрасно! Гобелен остается у вас, Кавано, — надеюсь, вы на нем повеситесь. Гарсиа, сделай описание этой треклятой штуковины, и давайте уберемся отсюда.
— — Учтите, это всего лишь временная отсрочка, — предупредил Ли хозяина апартаментов. — Сейчас наши полномочия ограничены. Но это ненадолго. Как только покинете мрашанскую территорию, вы снова попадете под действие законов Содружества.
Кавано улыбнулся:
— Вы, наверное, собирались напугать меня, господин Ли? Так вот: не получилось. У меня с властями Содружества прекрасные отношения.
— Да ну? — хмыкнул Ли. — Возможно. А может быть, и нет. В свое время вы очень уютно устроились в правительстве Севкоора, лорд Кавано. Пригрели там себе местечко и продержались на нем слишком долго — гораздо дольше, чем следовало бы. Но все хорошее когда-нибудь кончается… И хотя Севкоор может быть весьма полезным другом, вы вскоре узнаете, что с нами ни в коем случае нельзя ссориться. Надеюсь, вы хорошенько поразмыслите над этим, прежде чем решитесь выступить против нас.
— Я подумаю, — пообещал Кавано.
Гарсиа вернулся из гостиной и сообщил Бронски:
— Я снял портрет с трех разных ракурсов, сэр. Хотите, чтобы я заснял еще что-нибудь?
— Нет, не нужно, — ответил Бронски. — Мы всегда можем сюда вернуться. Надеюсь, вы никуда не собираетесь уезжать, Кавано?
— Я собираюсь вернуться в постель, — улыбнулся Кавано. — Это вас устраивает?
— Приятных сновидений, — проворчал Бронски. — Завтра утром мы вернемся и зададим много новых вопросов.
— Буду с нетерпением ждать этой встречи.
— Я тоже. Спокойной ночи, лорд Кавано. Выспитесь хорошенько.
Бронски ехидно улыбнулся напоследок и ушел. Колхин проводил визитеров до выхода и закрыл дверь. Вернувшись из фойе, он доложил:
— Все чисто. Защитные экраны включены.
— Спасибо. — Кавано прошел в гостиную и устало лег на кушетку рядом с гобеленом. В какую же историю он влип, черт возьми? — Вряд ли они ушли далеко.
— Скорее всего, вы правы, — согласился Колхин. — Бронски говорил своим людям что-то о выходах, которые следует перекрыть. По-вашему, из-за чего вся эта суета?
— Не имею понятия. — Кавано покачал головой. Он чувствовал себя старым и уставшим и уже раскаивался в том, что заинтересовался ткачихой Фиббит и ее гобеленами. — Судя по тому, как они себя ведут, можно подумать, что мы украли принципиальную схему «Цирцеи». Однако давайте вернемся к насущным вопросам. Кто-нибудь знает, где Фиббит?
— Я здесь, — раздался дрожащий голос сандаал откуда-то снизу.
Кавано вздрогнул от неожиданности и посмотрел вниз. Из-под узкой и длинной кушетки показалась тонкая рука даалийской ткачихи. Когти погрузились в ворс пышного ковра.
— Фиббит! — Кавано вскочил, наклонился и заглянул под кушетку. Да, сандаал была там. Она сложилась в три погибели и подобрала конечности и в таком виде занимала на удивление мало места. — Ты меня испугала.
— Прими мои нижайшие извинения, Кавано. — Голос ткачихи все еще дрожал. — Я не собиралась так нескромно подслушивать частный разговор.
— Это был не совсем частный разговор, — сказал Кавано, удивленно наблюдая, как Фиббит поочередно распрямляет конечности и выбирается из-под кушетки. Он никогда не слышал о том, что сандаал способны на такие трюки. — Напротив, я очень рад, что тебе хватило благоразумия спрятаться и сидеть тихо, пока они не ушли.
— У меня не было выбора. — Фиббит вздохнула и встала в полный рост. — Я пребывала в холодной спячке и не смогла бы быстро проснуться. Что им было нужно от меня, Кавано?
— Я и сам хотел бы это знать. — Кавано дотронулся до гобелена. — Но могу предположить, что это как- то связано с человеком, который изображен на полотне. Значит, ты несколько раз видела, как он приходил в Информационное агентство?
— Это так. — Даже сквозь нервную дрожь в ее голосе Кавано различил гордость. — Тебе нравится?
Кавано поднес гобелен к свету и впервые как следует его рассмотрел. Как и все прочие работы Фиббит, портрет был несказанно хорош. На полотне был изображен пожилой, лет семидесяти с лишним, мужчина, седой, но довольно бодрый, с пронзительным взглядом. Старик был одет в желто-коричневый жакет в