Гвоздь присвистнул:
— Решили организовать клуб самоубийц? Развлечься нечем, кроме суицида?
— Смысла этого поганого слова я, старик, не знаю. Но ты меня не разозлишь, и значит, я тебе ничего не выболтаю. Ты пойми: объяснять долго,
— Чего ты хочешь от меня, Даня?
— Представь себе: на нас смотрит их маг. Не в упор, а издалека, и видит он команду только магическим зрением.
— Представил.
— Ты можешь нас сделать чуть-чуть невидимыми, чуть-чуть магами, да и просто… чуть-чуть больше. Не четыре, а, скажем, двадцать четыре.
Гвоздь ответил моментально:
— Без вопросов. Заглянем-ка в арсенал, Даня. Я знаю, в моем арсенале ты испытываешь катарсис…
— Про катарсис тоже не знаю. Если это какой-нибудь зверский вид оргазма, то ты прав.
Дверь в арсенальную комнату запиралась на полдюжины замков, и защищена такими смертоубийственными хитростями, о которых лучше ничего не знать, если не хочешь заработать несварение желудка. У Дани мелькнула мысль, что гоблины, наверное, не так берегут последнее Мертвое Сердце своего народа, как Гвоздь — заветный оружейный чулан… Наконец арсенал согласился их впустить.
Тэйки как раз в этот момент вошла в «счастливые двадцатые» с мешком продуктов, превосходившим ее тело по весу раза в полтора. Она хряпнула мешок на пол и прислушалась к беседе генерала и мастера, еле слышно доносившейся из-за приоткрытой двери.
— Невидимость — не проблема. Забирай пять медальонов, а заклинание-включатель твои ребята давно знают наизусть. Медальоны работают в течение сорока — сорока пяти минут. После этого они превратятся в мусор.
— А машины? Их нельзя сделать невидимыми?
— Ну ты, брат, сказанул! Для этого вам надо было прийти сюда дня два назад, а лучше бы все четыре… Э, Даня, положи на место.
— Что положить?
— Гребень Почесухи, вот что.
— Я думал, ты не видишь.
— Я и не видел. Просто все твои, малолетний ворюга, ухватки мне сто лет как известны, а куда ты руку сунешь, я спинным мозгом чувствую.
— Все, старик, все. Кладу.
— Прекрасно. А теперь вытащи из кармана фотогранату, которая лежала рядом.
Железо звякнуло о железо.
А еще Тэйки показалось, будто она слышит зубовный скрежет: Даня любил оружие больше всего на свете. И уж подавно больше гадкой Катьки…
Вздохнув, Тэйки полезла наверх, за новой порцией грузчицкой работы. Генерал не сказал ни единого слова, способного выдать истинный смысл его плана. Проговорился же Митяй про план? Очень даже проговорился. Но, судя по теркам Дани с Гвоздем, ничего особенного не ожидается.
Как только Тэйки ушла, генерал попросил мастера:
— А теперь закрой, пожалуйста, дверь поплотнее.
И тот дверь закрыл.
— Один вопрос не по делу, Гвоздь.
— Хоть десять.
— Я знаю, не в твоих правилах рассказывать, кто к тебе и зачем приходит, чем расплачивается, о чем болтает…
— Целей буду.
— Тогда вот как мы поступим… Я думаю, вчера и сегодня у тебя побывали многие. Больше народу, чем обычно. И все молчат, почему и зачем. Даже я молчу, извини, Гвоздь, это важно. Все потом узнаешь… Мне не важно, зачем они приходили. Мне важно, кто не пришел. Поэтому я перечислю те команды, от кого к тебе должны были отрядить… гостей. А ты просто кивни, понимаешь — ничего не говори, просто кивни! — когда я назову команду… ну…
— От которой были гости.
— Верно.
— Называй, ты, я вижу, в курсе, так что не вижу особых сложностей. Я, кстати, тоже в курсе.
Даня посмотрел на него очень серьезно и очень нехорошо.
— Рытова проболталась, дура, кошка трепаная?
Гвоздь, улыбаясь, кивнул.
— Команда Митяя… Команда Сопли… Команда Хряка… Команда Рытовой… Стиратели… Команда Кикиморы… Команда Хана… Команда Махова… Бешеные коты… Команда Рожкова… Бастион… Команда Восканяна…
Гвоздь кивнул еще девять раз.
— Неплохо. Лучше, чем я думал. Соплю я понимаю, он малышню свою пожалел. Хан — дерьмо, на его слово никто положиться не может. Из всех нас он один — дерьмо. А Кикимора… что — Кикимора? У нее в команде всего-то один человек, кроме нее самой. Да она и не говорила наверняка, что полезет…
Гвоздь, послушав генерала, задал вопрос, беспокоивший его весь вечер:
— Парень… допустим, я кое-что знаю. Но меня не так-то легко найти, а, найдя, не так-то легко взять, ну а, взяв, надо еще пришкварить по полной программе, чтобы развязать язык… Ты в остальных-то уверен? В той же Рытовой, например? Может, тебя уже ждут?
Даня улыбнулся широко, открыто, по-доброму и очень доверительно:
— Каждый знает маленький кусочек всей головоломки. Все знаю только я. А я — вот он, здесь, никто меня не взял и не пришкварил.
— Ты вообще-то понимаешь, какую кашу заварил? Десять команд! Каган решит, что вы хотите повторить сорок третий год… Я был тут в сорок третьем, Даня, и как жив остался, до сих пор не пойму. А потом… все как-то устоялось. В общем, ты суешь палку в гадюшник. Даже если все получится, жди ответного удара.
Даня подошел к Гвоздю на расстояние вытянутой руки и заглянул в глаза:
— Идет война. И никого не осталось, кроме нас… Или у нас получится, или ни у кого никогда не получится.
— Так ты…
— Да! Повод — ерунда. Суть проба сил.
Гвоздь задумчиво почесал подбородок:
— Я думал, Даня, что это придет откуда-то извне. От Секретного войска, может быть, если они опять соберутся, или от подземных… Но ты! У меня под боком ходил… какой-то мелкий таракашкин… петушишка с наглым гребешишком… Хотя, если подумать, ты за последние два года такого наворочал… Я в тебя верю, чертяка. Может быть, ты и разрушишь статус-кво.
— Статус ково?
— Не важно. Так. Ты просил меня сделать вас чуть-чуть магами, и чтобы была целая куча народу вместо вашей горсточки. Бери Ведьмин Фейерверк. Правда, он действует всего пятнадцать минут, а потом разряжается всухую. Но зато вас будет полтора десятка, и все как есть — магические существа. Ужасно опасные. То ли даже маги. Никто не сможет разобрать, пока дистанция от вас до наблюдателя не сократится метров до тридцати — сорока.
— Всего один?
— Наглость какая. Да ты знаешь ли, каких усилий мне стоило скопировать эту великолепную вещь с гоблинского образца, раскуроченного до полной невнятицы!
— Прости. Нам нужно три.
