– Неужели все станет так хорошо? Даже не верится.
– Ты стал законченным циником и себялюбцем! Природа успешно завершила то, что начала много лет назад!
– Хочешь сказать, что из-за моего цинизма мы и расстались? А может, из-за моей нелюбви к выспренним речам?
Палома гневно фыркнула и поджала губы. Отвернулась. Иван примирительно поднял руки.
– Хорошо. Давай сначала. Поправь, если ошибусь. Двор грызется, клацают зубы, и шерсть летит во все стороны. Чтобы сунуться в эту свару, нужно иметь за спиной, по меньшей мере, роту преторианцев. А также несколько министров-единомышленников и океан отчаянной наглости. У твоего клана все это есть?
Пальма отрицательно мотнула головой.
– Только океан отчаянной решимости. И чувство справедливости.
– Кажется, мы расстались совсем по другой причине. – Иван усмехнулся, встал, сунул руки в карманы и прошел к окну. – Сдается, я просто решил дожить до седых волос. Скажи, ты вытворяла такое раньше, милая авантюристка?
Гостья опустила глаза и пригубила мадеры.
– В одной из авантюр ты принял живейшее участие. Ну, так что с моим делом?
– Вам не жаль мальчишку? Своего не добьетесь, только покалечите ребенка.
– А почему на трон должен взойти ограниченный тип, все достоинство которого – умение перекидываться зверем и слушать нашептывания со спины? Почему? Неужели доброта и чистота помыслов перестали что-то значить в этой жизни? Почему повезти должно кому-то другому, а достойным людям уготовано жалкое существование в тени помазанных бездарей? Почему мерило успеха – не способности и жажда дела, а рота преторианцев за спиной и министры- единомышленники в рукаве? Почему императором не может стать светлый и чистый ребенок, почему?
Что-то в этом чрезмерно страстном выступлении резало слух. Не только пафос, но что-то еще. Ивану пришлось напрячься, чтобы тревожная заноза не исчезла. От тревоги нельзя отмахиваться – это аксиома. Иван с минуту молчал, глядя в окно, потом медленно повернулся и вперил в Пальму мрачный взгляд.
– Так ты сказала мальчишка – Ромас?
– Не сомневаюсь!
– Значит, рос ребенок и горя не знал. А твой клан в одночасье лишил его детства и обрек на безрадостное существование, выпихнув на всеобщее обозрение. Ведь так?
– Да, это я вывела его в свет! Я представила двору и объявила о том, что на свете существует еще один Ромас! Никто не вправе заигрывать с судьбой.
Тьфу, дура!
– Однако именно этим ты и занимаешься последнее время, – сказал Иван. – Теперь мальчишка ровно на голову высится над остальной толпой. И по эту светлую головку уже точатся алебарды. За его жизнь я не дам и ломаного гроша.
Имяхранитель залпом допил вино, отвернулся к окну.
– Чего ты хочешь от меня?
– Защиты. Не для себя – для Анатолия. Ему всего шесть лет. Скоро полная луна, и что им взбредет в голову…
Иван изумился:
– Ко всему прочему, мальчишка полноименный?
– Да.
– Превосходно.
В комнате опять повисло молчание. Гелиополис между тем жил обычной жизнью. Небо сделалось сизым. Гулко простучали по мостовой колеса тележки зеленщика, женщины на другой стороне улицы наконец наговорились и разошлись. Сразу несколько машин вкатилось на тихую улочку с разных сторон.
– Кому ты сказала, что собираешься ко мне? – спросил Иван.
– Никому. А что?
– Кажется, это по твою душу. – Имяхранитель кивнул вниз, на автомобили.
Палому подняло со стула, будто пружиной.
– Все-таки выследили! Это охранка!
– Отвечать быстро, – рявкнул Иван. – Под кем сейчас ходит охранка? Друг или враг?
– Диего Оломедас, и не друг, и не враг…
– …а так. В любом случае тебя запрячут настолько глубоко, что искать придется очень долго. И не факт, что успешно.
– Не поняла.
– Бежать! Сейчас же! Собирайся!
Палома сдернула со спинки стула сумочку, коротким движением взбила волосы и замерла в дверях, готовая бежать куда угодно… только не слишком далеко. Иван собирался не в пример спокойнее и более обстоятельно. Кистень, куртка, деньги. Карманная линза, стоившая баснословных денег, но… этих денег стоившая безусловно. Походные ботинки с толстой подошвой и вощеными шнурками. Ключ, заплечная сумка на широком ремне. Все лежало на видных местах, только руку протяни. Специально для подобного случая.
– Низкий старт!
– Нас перехватят на выходе!
– «Он спешил, она спешила, вниз по лестнице бегом, второпях про дверь забыли… где та дверь, она, где он?»
– Нисколько не изменился! Из собственных авантюр ты всегда выпутывался со скабрезной рифмой на устах!
– Если мы оба отъявленные авантюристы, почему тогда расстались? – Иван держал Пальму за руку и тащил вниз по лестнице.
– Потому и расстались, – буркнула Палома, стуча на бегу зубами и каблучками. – Не терплю конкурентов.
– Сюда. – Иван не стал спускаться до первого этажа, где уже слышались приглушенные мужские голоса. Приложил палец к губам и потянул гостью направо, к двери, что открылась в пандус, соединивший дом с соседним зданием.
– И тут исхитрился! – восхищенно прошептала Палома, оглядываясь.
Через несколько минут имяхранитель и заговорщица, будто образцовая пара, под ручку вышли из подъезда соседнего дома. Мило улыбаясь друг другу, направились вниз по улице.
– Не вздумай оглядываться! – одернул Иван спутницу.
– У меня между лопаток свербит, – простонала Пальма. – Держи меня крепче!
Иван усмехнулся и так сдавил пальцы женщины, что та еле сдержала крик.
– Ты мне чуть пальцы не раздавил! – прошипела Палома за ближайшим углом, яростно встряхивая кистью.