запаха. Лакированная дверь, хоть и была заперта, но преграду для смрада являла весьма символическую. Камергер и гвардейцы против воли даже шаг замедлили.
– Оставайтесь здесь! Дальше я сам. – Прозвучало это в точности, как в сказке про дракона и смелого принца, когда смельчак остановил провожатых и один вошел в логово людоеда.
Даже бригадир гвардейцев не счел нужным ему возразить и кивком выразил согласие. Разумеется, говорила его гримаса, всем должны заниматься профессионалы, будь то военная служба или расчистка императорских клозетов.
Иван усмехнулся, поднял с пола ящик, который до этого тащили двое колонов, и смело раскрыл дверь ретирадной комнаты. Сопровождающие поневоле сощурились и отвернулись, как будто здоровенного золотаря на их глазах должно было разнести на куски.
…На пол Иван смотреть не стал вовсе, хватило и того, что под сапогами премерзко хлюпало. Второй уровень дворца не переставал удивлять. Окон как таковых зодчий не предусмотрел вовсе, благо весь уровень являл собой одно огромное окно. Что бы ни делал басилевс – предавался ночному бессонному бдению, вникал в тонкости государственного устройства или философически грустил на императорском стульчаке, – везде монарший взор, не встречая преград в виде стен и потолка, услаждался видом бегущих куда-то облаков. Или, сообразно времени суток, россыпями звезд.
Ящик с инструментом Иван взгромоздил на комод для ароматных снадобий и притирок. Пододвинул комод к стене, взобрался наверх с ногами и осторожно приоткрыл слуховую форточку. Свежий воздух ворвался в зачумленный клозет и взъерошил имяхранителю волосы. Круглая форточка, по самым грубым прикидкам, являлась достаточно широкой, чтобы акробат значительных размеров без помех вылез наружу.
Имяхранитель вынул из заплечной сумки легкие туфли на пробковой подошве и карманную линзу. Линзу установил на раковину, развернул зеркалом к ущербной луне. Коснулся тильды. Помещение сейчас же огласилось руганью из дюжей, испитой глотки, лязгом железа и натужным сипом на пределе человеческих сил. Затем что-то булькнуло, ухнуло. Зычная, кружевная матерщина взвилась под прозрачные своды монаршей думной комнаты. Потом наступила гулкая тишина. Иван скинул сапоги, надел туфли, бросил последний взгляд в сторону двери и, рывком подтянувшись, выбрался наружу.
Линза в опустевшей уборной возобновила бульканье, хрипы и сквернословие.
У постели императора всесильный Диего Оломедас стоял молча, насупившись, точно грозовая туча. Причины ставить под сомнение вердикт придворного врача Августа за много лет сами собой растерялись. А его последняя реляция не оставляла монарху шансов. Басилевс, призванный служить для подданных мерилом достоинства и самообладания, сейчас не смог бы самостоятельно пользоваться даже столовой ложкой. Такие сложные материи, как достоинство императора, двор успел благополучно забыть.
Государь лежал на кровати, подобрав колени к груди, мерно раскачивался и с пустыми глазами пускал слюни. Что-то негромко мурлыкал себе под нос – однообразно, монотонно. Лишь временами интонация менялась.
– Что-то спросил, – вздохнул врач.
– Спросил, когда все это кончится, – буркнул Оломедас. – Август, неужели ничего нельзя сделать?
– Ты уже сотый раз это спрашиваешь, а я сотый раз отвечаю. Отчего нельзя? Можно, – сказал придворный эскулап. – Но не худо прежде, узнать, что произошло. Я склоняюсь к версии отравления. Ничем иным такой мыслительный регресс объяснить не могу. Он тупеет, просто-напросто ту-пе-ет.
– Сколько у нас еще времени?
– Узнаю в тебе неистощимого оптимиста. Времени у нас практически нет. Нужно чудо. Обыкновенное чудо.
– И если в ближайшее время чуда не случится, трон займет другой Ромас, – покачал головой шеф охранки. – Уверен, отгадка лежит где-то недалеко, нужно лишь взглянуть на ситуацию иначе. К сожалению, людей с нетривиальным взглядом на жизнь у меня нет. А те, что есть, заняты другим. Идем отсюда.
Старые служаки покинули монаршую опочивальню и медленным шагом направились мимо усиленного караула в кабинет Оломедаса. После того, как случилось несчастье с действующим императором Василием XVIII, начальник охранки стал частенько задерживаться во дворце, остро чувствуя тут свою необходимость. Следствие, увы, ничего не дало. Август, надежнейший и самый знающий врач внутри Пределов, однажды обнаружил повреждение эпителия императора острыми предметами, похожими на зубы. И с того дня состояние басилевса становилось все хуже и хуже.
– Ты готов к новой присяге? – Разговор продолжился уже в кабинете шефа охранки.
– Не уверен, что новый Ромас оставит меня придворным врачом. А ты? Готов?
– Как все подлецы, думаю на ход вперед. Может быть, не ждать печального финала? Преподнести трон на блюдечке очередному Ромасу? Чем не доказательство лояльности государю, народу, стране?
– Чудовище! Делай это без меня! Я давал клятву, и помогать в этом черном деле не стану! – Август осуждающе покачал головой. – Не знай тебя много лет, подумал бы, что ты говоришь правду.
– Человек с возрастом умнеет.
– Или глупеет.
– В любом случае, если в свистопляску около трона вмешается охранка, на трон сядет император, который станет наиболее полезным Перасу.
– Читай – охранке? Устоишь против соблазна?
– Не знаю, Август. Я стар, немощен и слаб.
– Брось прибедняться. Еще балуешься с гвоздями?
– Бывает. – Диего, оглядев собственные кисти, коротко усмехнулся и поднял что-то со стола. – Держи! Из последнего!
Август поймал брошенную шефом охранки стальную косицу, сплетенную из длинных гвоздей, и, довольно хмыкнув, положил в карман.
– И все же, эв Оломедас, пожалуйте завтра на очередной осмотр. Вам не смягчить мое сердце дикарскими фокусами. Сила пальцев не всегда соотносится со здоровьем внутренних органов. Да-с, милейший, на осмотр!
Диего не успел отговориться. Будто сам Фанес всеблагой в облике дождя, сквозь распахнутое слуховое окно внутрь «пролился» некто. Гость был столь впечатляющих габаритов, что даже хозяин кабинета на мгновение раскрыл рот. Мрачный здоровяк в мешковатой униформе с солнцем на шевроне покосился на дверь и коротко покачал головой.
– Обойдемся без стражи.
Прошествовав через весь кабинет, встал у дверей многозначительно ухмыльнулся.
– Что это значит? – Август в крайнем волнении ухватился за бороду.
– Ничего страшного, дружище, – сказал Оломедас, откинулся на спинку стула и медленно положил руки на стол. – Ты только не нервничай.
– И не тревожьте понапрасну караул. Все равно не успеет. – У левого уха шефа охранки, басовито гудя, затрепетала в спинке высокого стула зубастая шестерня. В дерево
