Новый мудрец ищет старый вопрос, Старые истины — пыль, новых нету — Есть только отзвуки старых угроз. Старый разбойник под новым девизом Снова орудует саблей своей; Новый охотник за старым капризом Вновь отправляет на гибель детей. Демоны прежних веков воскресают И с новой силой на битву идут; Старых героев порой призывают, Только они ли на зов наш придут? Старые хитрости в новую жизнь Входят, поверьте, без всяких проблем. Старая здравица новой отчизне Нас утешает. Да только зачем? Старое нам не изжить, безусловно, Но пусть уйдет то, что может уйти: Дело не в том, что правдиво, что ложно; Главное — мы, наша цель и пути. Написанное от лица смертных и для смертных, это произведение не было их творением. Кого только не называли его автором… и всегда — ошибочно.
А Суд Равновесия все больше напоминал обычную перебранку, но в крупном масштабе. Те, кто понял суть проделанного чародеем трюка, потеряли дар речи от такой наглости; зато остальных очень интересовал вопрос, что намерен ответить Мефистофель на столь оригинальный выпад Адвоката.
Мефистофелю сейчас пришлось несладко. Он терпеть не мог стихов, а уж ответить в таком же стиле вообще был не в состоянии. Но отказаться от ответа значило признать свое поражение.
Поэтому Прокурор произнес что-то настолько туманное, что никто не понял смысла высказывания (включая его самого).
Нет ничего в безграничной Вселенной, Что не подвластно было бы Времени: Смертные, боги, легенды, сказанья В Вечности станут лишь пылью и тленом… И обрекают себя на изгнанье Те, кто избавился все же от бремени. Было немного их, Грань одолевших, Скрытых под черным покровом Забвения — Нет никого уж, кто знал их историю… Только легенды тех дней нашумевших Часто всплывают в моменты тяжелые И открывают все омуты Времени. В мерных, холодных словах нет сочувствия, Нет духа веры в Благого Создателя — Нет ничего, даже отзвука личности. Но говорящий их не был бесчувственным, Эти легенды — печать справедливости, Что окупает всю боль ожидания. Сила, могущество, власть — преходящи, Но нету дела до этого смертным, Ибо их жизнь еще быстротечнее, И не узнать им всю боль, всю опасность Сумрачных Стран, Преисподней и Вечности — Мест, где и вечное выглядит тленным. Восстановив таким образом свой престиж, Мефистофель уселся на место и стал ожидать приговора. Никто не сомневался в том, каким будет вердикт. Глубоко вздохнув, Инеррен внезапно осознал, что и это ему абсолютно безразлично…
Когда Необходимость утвердила приговор присяжных — изгнание на другую сторону бытия — чародей лишь кивнул. Он не пытался сопротивляться, когда пять высоких фигур в бесформенных серых одеяниях окружили его и увели из Дворца Правосудия на скрытую Поляну Свершений, где традиционно исполняются все приговоры…
— На колени! — прозвучал голос.
— Нет, — покачал головой Инеррен. — Делайте то, что должны делать. Я не стану сопротивляться.
Четверо извлекли из-под накидок длинные клинки, встали попарно и скрестили их, медленно подняв вверх, — таким образом, образовалось нечто наподобие коридора. Пятый же — тот, который говорил, — стоял напротив чародея, у дальнего конца коридора.
Мгновение — и он скрылся в сером тумане Небытия… Нет, не он. Это сам Инеррен уходил туда, где его давно ожидали все побежденные им враги. Осознав это, чародей произнес последнее заклинание — и почетный караул из пяти палачей вынужден был совершить этот Путь вместе с ним…
Во всяком случае, именно это было отражено на волшебном экране, стоявшем во Дворце Правосудия. Но было ли это так на самом деле?
Нет. Произошло вот что.
— На колени! — прозвучал голос.
— Нет, — покачал головой Инеррен. — Делайте то, что должны делать. Я не стану сопротивляться.
— Это правильно.
Говоривший внезапно откинул капюшон своего одеяния, одновременно прижимая палец к губам.
