— Согласен!
Лисипицин сел и снова застучал пальцами по столу, испытующе глядя на парней.
— Только, чур, не светиться! Вы у кого остановились?
— У Маланьи, — с дрожью в голосе сказал Эдик.
— Это хорошо, — кивнул Лисипицин. — У Маланьи не попляшешь.
— Она… петуха четвероногого держит! — неожиданно пожаловался Эдик и провел рукой по черепу.
Лисипицин еле заметно усмехнулся.
— Знаю, — сказал он. — Считай, что вам еще повезло. Она бабка нормальная, в чужие дела не суется, но и разгуляться не даст.
— Ох не даст! — горестно покачал головой Серый.
— А ты вообще молчи, — нахмурился Эдик. — Тебе слова не давали. Кормит она… неважно. Что свинье, то и себе.
— Ты хотел сказать — вам! — засмеялся Лисипицин. — С нее станется! Жадная она, но для нашего дела — самое то! Я с ней поговорю. А пока — терпите. И вообще… Вам надо сказаться дачниками. Мол, приехали к тетке отдохнуть. Ну это я беру на себя. Самое главное — ведите себя мирно, тихо. Вы, я вижу, уже и подраться успели, в грязи где-то извалялись… непорядок.
— Мы не хотели, — проворчал Эдик. — Откуда мы знали, что у вас село сумасшедшее?
— Не сумасшедшее, а необычное, — поправил его Лисипицин. — Ну да это ничего. Скоро привыкнете. Только мой вам совет: с главным механиком не заедайтесь, у него робот живет, Гаврила… — Тут взгляд Лисипицина подернулся темной болотной ряской, а руки невольно потянулись к затылку. — Он все время с палкой ходит и дерется больно…
— Ладно, учтем! — кивнул Эдик. — Когда начнем операцию?
— Экие вы шустрые, — сморщился Лисипицин. — Сначала все обкумекаем, а потом решим. Проблема в заводе. Тут подход нужен. Опять же, обезьян проклятый на крыше живет.
— Это тот, который огрызками пуляется?
— А что, уже познакомились? — хмыкнул Лисипицин. — Да, есть такое дело. Может и кирпичом зазвездить! — И он снова притронулся к своей макушке.
«Тоже, видать, доставалось! — злорадно подумал Эдик. — Так ему и надо! Не мне же одному!»
— Так это обезьян? — изумился Серый. — То-то я вижу, больно рожа знакомая!
Лисипицин критически посмотрел на парня и неожиданно спросил:
— А что у тебя с шеей?
— Ничего! — испугался Серый. — А чего?
— Такой шеи не бывает, — твердо заявил Лисипицин. — Значит, уже успели вытянуть.
— Это ему ведьма пролетная бадью на уши надела, — оскалился Толян. — А когда бадью стаскивали, шея-то и подлиннела!
— Укоротить бы ее тебе, — зловеще произнес Лисипицин, — чтобы в глаза не бросалась, — тут же поправился он. — Но это дело наживное. Есть тут у нас один хирург. Правда, бывший, его за пьянство выгнали. Но руки — золотые! Я с ним поговорю. Будешь человеком. А так ведь жираф, да и только! Как домой-то вернешься?
На глазах у Серого выступили слезы. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Эдик опередил его:
— Не бойся! Если надо будет, отрежем и обратно присобачим!
— Не хочу, — чуть слышно прошептал Серый.
— А тебя никто и не спросит! — осклабился шеф.
— Все! — сказал Лисипицин и встал из-за стола. — Завтра придете к обеду. Нет, после обеда. Не будем Маланью злить. Да и я как раз закончу село подметать.
— А ты что, село подметаешь? — ахнули бандиты.
— Ну да, — пожал плечами Лисипицин. И как ни в чем не бывало добавил: — Я сейчас — дворник.
У Шлоссера было шумно. Поврежденную дверь «Запорожца» сняли, и Гаврила с увлечением рихтовал помятый в битве металл. Сначала он прицеливался фасеточным глазом, а потом наносил сразу серию ударов. В этот момент молоточек в его руке словно растворялся в воздухе. Работа продвигалась быстро. Саму машину Шлоссер загнал на эстакаду.
Он напевал, отвинчивая блок управления. Евстигнеев с Полумраковым осматривали эфирозаборник, Костя и инопланетянин Крян были на подхвате.
— Что я говорил! — донесся из кабины голос Шлоссера. — В порядке блок управления, только проводок отлетел. Ну мы его сейчас поставим на место и припаяем. Вот так!
Через минуту поставили дверь, и Шлоссер отбежал в сторону, чтобы окинуть машину придирчивым взглядом.
— Все путем! — сказал он, довольно потирая руки. — Теперь бы камень наш, так сказать, чудес! Восстановить непроницаемость и герметичность. Костя, он у тебя?
— У меня, — отозвался Евстигнеев, — дома остался.
— Это несерьезно, — сказал Шлоссер.
— Потаскай его с собой, — нахмурился Евстигнеев. — Знаешь, как он щиплется? Аж искры из штанов летят! Что я, фейерверк ходячий?
— Давайте я сбегаю, — сказал Костя, — одна нога здесь, другая — там!
— Только не задерживайся, — согласился Евстигнеев, — нам еще Кряна сватать.
— Ой! — сказал Крян, от смущения переходя на инопланетный акцент. — Я есть смущенный, когда влюбленный, такой красивый баба, мне много-много стыдно есть!
— Ты, главное, не тушуйся, — усмехнулся Шлоссер. — Если не понравится, другую найдем. У нас их навалом!
— Все, побежал! — сказал Костя и второпях едва не наступил на Антуана.
— Кошмар! — завопил кот, роняя только что прикуренную сигарету. Она упала, рассыпая золотые искры. — Всю шкуру истоптал, слон ходячий!
— А ты что на дороге залег, как партизан? — рассердился Костя. — Хорошо, еще цел остался.
— Какой позор на бедные седины! — заорал Антуан, но тут же поправился: — На бедные рыжины! Пихнуть меня лаптёй дремучего детины! Я требую себе за это колбасы.
Неожиданно Антуан притих — видно, заметил, что Гаврила как-то очень уж нехорошо на него посматривает.
— Но-но! — сказал кот. — Ты, микрочип на ножках, ты не того!.. Потише! — Он пробормотал что-то еще, но Костя был уже за калиткой. Интеллектуальный замок захлопнулся за ним с каким-то особым остервенением.
Костя перебежал дорогу, свернул в переулок и на полном ходу врезался в угрюмую компанию из четырех здоровенных парней.
— В-вау! — взвыл один из них и запрыгал на правой ноге. — Ой, больно! Всю мозоль отдавил, гнида, змей! Ох! Ух!
— Хлюп-хлюп-хлюп! — зашмыгал носом другой. — Ты, жмей, вешь нош мне башкой швернуй!
Костя отскочил от парней как ужаленный и пробормотал:
— Извините, ребята, я нечаянно!
— За нечаянно бьют отчаянно! — крикнул удивительно длинношеий детина, которому досталось меньше всех. — Берем его, пацаны!
Однако тот, которому отдавили мозоль, перестал наконец плясать и вытер слезы.
