Только вот одна беда, в качестве неизменного атрибута к каждому из них подразумевалось масштабное битье посуды. Однако тарелки было жалко, наготовленные кушанья тоже, а стало быть, от активных вариантов пришлось отказаться. В результате длительных раздумий выбор, в конце концов, был остановлен на холодной отчужденности, скупых, язвительных замечаниях и остротах, которые, по задумке Соловейки, должны время от времени срываться с ее языка. Такой сценарий показался ей вполне приемлемым, и, довольная собой, младший богатырь Любава принялась ожидать тех, в адрес которых вскорости собиралась отпускать заготовленные остроты.
Через час стало скучновато, через два скучно, а через три - скучно невыносимо. После прохождения этого этапа настало время легкой растерянности. Ну в самом деле, куда могли запропаститься Изя с Илюхой? В то, что ее коллеги попали в какой-то переплет, как-то не верилось. Основой этой самой неуверенности на этот раз стали не доводы, а всего лишь относительно спокойное сердце, мирно отсчитывающее положенный ритм. Соловейке казалось, что, если бы с ними что-то случилось по- настоящему плохое, она наверняка бы почувствовала это.
Конечно, существовала вероятность погружения двух индивидуумов мужского пола в состояние, обозначенное одним емким словом «загул». Однако данный вариант Соловейка с легкой совестью отмела как маловероятный. Какой может быть загул, если расследование не продвинулось ни на шаг?
Единственной версией, показавшейся достаточной, чтобы объяснить отсутствие старшего и среднего богатырей дома в столь поздний час, было это самое следствие. Наверняка Изя с Илюхой вычислили супостата и в данный момент преследуют его (или ее) в метель и пургу, не жалея сил и самой своей жизни. А может, тихо и скромно засели в засаде и мерзнут себе спокойненько в ожидании неизвестно чего (или кого)?
Мысль о том, что коллеги оставили ее в тепле и уюте, а сами взяли на себя самое интересное и опасное, заставила Соловейку резко подскочить с насиженного места у окна и нервно пройтись по комнате. Да как они посмели, она что, юнец несмышленый, что ли? Да она первая и единственная женщина- богатырь на Руси, причем неоднократно проявившая мужество и героизм, как при выполнении всевозможных заданий Берендея, так и без всяких задании, так сказать на «общественных началах».
Она тоже хотела мерзнуть, рисковать жизнью, преследовать, и все в том же духе! Вместо всего этого приходилось сидеть и ждать, когда придут мужчины и начнут мучить рассказами о своих подвигах. А ей останется только охать, махать руками и восхищаться могучим Илюхой и изворотливым Изей!
Несмотря на трескучий мороз за окном. Соловейка совсем было собралась броситься в ночь, дабы тоже насовершать всякого разного героического, как доселе мирно дремавший Мотя радостно завилял хвостом и со всех лап бросился встречать гостей. Так он реагировал только на появление обожаемого хозяина. Однако в следующее мгновение Гореныш вернулся назад с весьма озадаченным видом. На всех трех физиономиях застыло недоумение. Вместе с хозяином вошли четверо богатырей из сотни Добрыни Никитича. Хотя нет, не так: вошли только богатыри, а сам Солнцевский мирно покоился на их руках и в данный момент даже не предпринимал попыток вырваться. Только лишь выразительные голубые глаза говорили о том, что он не сам попросил коллег по цеху доставить его до дому подобным образом. Чуть погодя в горницу бочком протиснулся Изя в своем привычном мороке румяного мальчиша-плохиша.
Соловейка тут же задала первый пришедший на ум вопрос:
- Пьяный?
И получила на него совершенно обескураживший ответ одного из богатырей:
- Чего зря спрашивать, ты же сама прекрасно знаешь, что трезвый!
- Я?!
- Ты… - буркнул тот же богатырь и тут же кивнул остальным на выход. - Довела мужика, а потом еще спрашивает…
- Кого я довела? - опять жалобно поинтересовалась Любава, совершенно сбитая с толку.
- Ты права, не наше это дело, - со вздохом согласился богатырь и направился прочь из горницы за своими коллегами. Уже в дверях он развернулся и добавил негромко с наигранным равнодушием: - Ты того, не сомневайся. Мы все молчок, дело житейское. Только вот развязывать советую осторожно, Илюха у нас, конечно, отходчивый, но за такие дела может и прибить.
С этими словами богатыри покинули «Чумные палаты», оставив их обитателей наедине со своими проблемами. Мотя справедливо решил, что в данной ситуации лучше быть наблюдателем, чем участником, и тут же плюхнулся на пол в углу горницы. Изя проявлял к происходящему мало интереса и сконцентрировался на своей трубке, старательно набивая ее душистыми травами, весьма отдаленно напоминающими табак.
С начальством пришлось разбираться Соловейке. Для начала она осторожно вынула кляп изо рта. К ее удивлению, Солнцевский при этом не проронил ни слова, с маниакальным упорством продолжая буравить ее взглядом, полным праведного гнева. Не чувствуя за собой ровным счетом никаких провинностей, ничуть не смущаясь, Любава продолжила свое дело, и вскоре Солнцевский получил долгожданную свободу.
- Расскажет мне кто-нибудь, что, собственно, произошло?
Изя сосредоточенно раскуривал трубку, а Илюха не менее сосредоточенно растирал затекшие руки. Бывшая разбойница решила сконцентрировать свое внимание на последнем из этой парочки.
- Так ты мне ничего и не скажешь?
- Кроме того, что уже сказал, мне добавить нечего, - буркнул Солнцевский в ответ.
- То есть ты хочешь сказать, что брошенная тобой утром фраза: «Приказы не обсуждаются» - должна объяснить мне, почему тебя среди ночи патруль приносит связанного, да еще предъявляют мне какие-то нелепые претензии?
- Да при чем тут утро?! - взвился Солнцевский. - Я о том, что я говорил тебе с полчаса назад, когда застукал с этим потасканным ловеласом!
К своей чести, чтобы сразу не дать воли нахлынувшим эмоциям и не сорваться на крик, Соловейка сделала несколько глубоких вдохов и только после этого продолжила разговор.
- Я допускаю, что ты с кем-то говорил полчаса назад, не исключаю, что этот «кто-то» находился в обществе с каким-то старым бабником. У меня только один вопрос: причем здесь я? Объясни мне…
- Ты еще издеваешься?! Это я с тобой хотел объясниться, это я тебе как последний дурак искал среди ночи цветы, и наконец именно тебя я увидел в объятиях Гордона!
- Меня, с Гордоном?! - буквально взорвалась бывшая мелкоуголовная личность. - Ты в своем уме?
- Я-то в своем, а вот ты точно сошла с ума, когда позволила распускать руки этому сморчку!
Блюдо с чудесно пахнущей кулебякой пролетело буквально в миллиметре от головы Солнцевского и разлетелось вдребезги при встрече со стеной. Мотя тут же перестал быть безучастным к происходящему и бросился исследовать место происшествия. Осколки его интересовали мало, зато куски кулебяки, разбросанные по полу, были тут же уничтожены в три пасти. Змей вообще не страдал щепетильностью и охотно подбирал с пола упавшие лакомства, тем более такие вкусные.
- Да я целый день безвылазно провела в «Чумных палатах», как ты и приказывал! - продолжала бушевать Соловейка. - Убралась, еды наготовила, и жду вас как последняя дура. Причем дура голодная!
- Что ж тебя твой полюбовничек даже накормить в кабаке не удосужился? - толком не вдумываясь в слова младшего богатыря, продолжил язвить Солнцевский.
На этот раз Мотя стал счастливым обладателем целого вороха пирожков, которые весело поскакали по полу, после того как и это блюдо было отправлено в полет для встречи с головой любимого хозяина.
- С больной головы на здоровую валишь? Можешь Феофана спросить, я ни на минуту из палат не выходила!
- Ага, так я и поверил! Хочешь сказать, у тебя раздвоение личности? Одна Соловейка блудит налево и направо, а вторая примерно ждет меня дома с готовым ужином?!
В Илюху полетел изящный сафьяновый сапожок, снятый Любавой с ноги для такого случая. На этот раз старший богатырь не стал уворачиваться и ловко перехватил его в полете правой рукой. Рука левая понадобилась для того, чтобы поймать его пару.
- А сапожок-то поймал, - раздался вдруг голос доселе молчавшего Изи, - причем не один.
- Чего? - не понял Солнцевский.
- Говорю, сапожок поймал! - охотно, но не очень понятно пояснил черт. - Ну чего не понятно-то? Святки, полночь, суженый, ряженый… Я не помню, что там еще говорят, когда девки обувкой кидаются, а
